Про страну
Чиполлинию

Здесь не обязательно новости, хотя и новости есть. Есть и шутливые страницы, но есть и более серьёзные, и даже, в некотором роде – философские. Задумано было, чтобы на любого читателя.


ОНИ ПОДЛЫЕ, ТРУСЛИВЫЕ ТВАРИ

Выговоры мне выносит дисциплинарная комиссия из 7-ми человек. И когда они отчитывают меня, сидя под портретом Путина, я вспоминаю, как в школе меня отчитывали на педсовете. Очень похоже:
— Не спорь, Навальный, с учителем истории, он лучше всё знает. Те, кто много спорит, идут по наклонной и рано или поздно оказываются в тюрьме.
Что характерно, они были правы!

В 6:00 нас поднимают, в 6:10 зарядка на улице, но до зарядки мы слушаем гимн. Представьте себе, локальная зона вокруг барака. Снег. Мужчины в черных тюремных робах, сапогах и меховых шапках стоят в темноте с руками за спиной, и над всей зоной через репродуктор на высоком столбе раздается: "Славься, Отечество наше свободное".

Кремлёвский фигурант не только пытался убить Навального, не только засадил его в пыточную тюрьму ИК-2, когда он выжил и несмотря ни на что вернулся. Для этого фигуранта теперь важно сломать Алексея, заставить, чтоб он полюбил его, как Уинстон полюбил Большого Брата в "1984" Джорджа Оруэлла. Фигурант этот злобный будет следить за процессом "перевоспитания", ему будут о нём докладывать. Видимо, будет смотреть видеоролики, которые там делаются. Пусть, мол, этот "берлинский пациент" пожалеет теперь, что остался жив. Заставить Алексея полюбить себя так, как был сломлен Уинстон, у фигуранта не получится. Есть у него в запасе для Алексея другой исход – как для Рэндла МакМёрфи из фильма Милоша Формана "Пролетая над гнездом кукушки". Его и в этом преступлении ничто не остановит. И уж точно – пока кремлёвский фигурант жив, он Алексея не выпустит из тюрьмы.


"1984", Джордж Оруэлл

– Уинстон, как человек утверждает свою власть над другими?
Уинстон подумал.
– Заставляя его страдать, – сказал он.
– Совершенно верно. Заставляя его страдать. Послушания недостаточно. Если человек не страдает, как вы можете быть уверены, что он исполняет вашу волю, а не свою собственную? Власть состоит в том, чтобы причинять боль и унижать. В том, чтобы разорвать сознание людей на куски и составить снова в таком виде, в каком вам угодно.


В коридоре послышался тяжелый топот. Стальная дверь с лязгом распахнулась. В камеру вошел О’Брайен. За ним – офицер с восковым лицом и надзиратели в черном.
— Встаньте, – сказал О’Брайен. – Подойдите сюда.
Уинстон встал против него. О’Брайен сильными руками взял Уинстона за плечи и пристально посмотрел в лицо.
— Вы думали меня обмануть, – сказал он. – Это было глупо. Стойте прямо. Смотрите мне в глаза.
Он помолчал и продолжал чуть мягче:
— Вы исправляетесь. В интеллектуальном плане у вас почти все в порядке. В эмоциональном же никакого улучшения у вас не произошло. Скажите мне, Уинстон, – только помните: не лгать, ложь от меня не укроется, это вам известно, – скажите, как вы на самом деле относитесь к Старшему Брату?
— Я его ненавижу.
— Вы его ненавидите. Хорошо. Тогда для вас настало время сделать последний шаг. Вы должны любить Старшего Брата. Повиноваться ему мало; вы должны его любить.
Он отпустил плечи Уинстона, слегка толкнув его к надзирателям.
— В комнату сто один, – сказал он.


Про ИК-2

Наша пенитенциарная, "воспитательная" система, особенно, так называемые "красные зоны", организована так, чтобы с помощью унижений ломать человека, переводить его в скотское, роботоподобное состояние. Это сама по себе система такова, весь её уклад и порядок. А если на это наложить ещё и "эксцесс исполнителя", то система превращается в пыточную, калечащую машину. Причём калечащую обе стороны. Ведь эти тюремщики, надзиратели со службы потом домой возвращаются – к жене, к детям. Каковы они там, дома? Вот если у Алексея Навального, над которым они по 8 часов на своей службе издеваются, чудесные дети – Захар и Дарья, то каких детей вырастит тот надзиратель?

Неделя за неделей издевательств и максимального давления. Здесь ты знакомишься с главной «фишкой» этой колонии. Тут нельзя разговаривать. Вообще. Ты живешь в комнате с несколькими десятками человек и не можешь с ними разговаривать. Это запрещено.
Твой день на карантине выглядит как непрекращающаяся череда бессмысленных заданий. Ты никогда не существуешь просто так, ты постоянно что-то делаешь, выполняешь распоряжения. Подъем, распоряжение пройти на зарядку, слушаешь гимн, выполняешь упражнения, потом распоряжение заправить кровать. Потом распоряжение заправить кровать еще раз. Или снять с себя все вещи, сложить их по уставу и надеть заново. Потом распоряжение выстроиться в ряд и сделать доклад — это происходит десятки раз в день. Ты стоишь по струнке и докладываешь — фамилия-имя-отчество, год рождения, статья, начало срока, конец срока. Потом может поступить распоряжение повторить зарядку — снова приседать или махать руками. Или распоряжение стоять. Или распоряжение снова заправить кровать. Десятки раз подряд люди выполняют бессмысленные ритуалы, над ними просто издеваются. Ломают психику.
Теперь мы дошли до особенно интересной части. Эти распоряжения раздают не надсмотрщики, не сотрудники колонии. Это делают так называемые дневальные или «активисты», как их тут называют. Это такие же зэки, которые договорились с администрацией и за поблажки выполняют их работу. Они тобой командуют, они заставляют тебя три часа подряд заправлять и расправлять кровать или велят тебе выучить наизусть список сотрудников колонии. Они могут тебя обыскать, могут избить, могут делать все, что угодно. Эти зэки существуют на особых условиях, им, например, можно мыться, когда хочешь. Или можно не держать постоянно руки за спиной. За это они делают работу тюремщиков — не отходят от других заключенных круглые сутки, ведут журналы учета, где записывают каждое твое слово, каждый ответ, а потом несут это досье на проверку начальству.

Вот что рассказывает Дмитрий Дёмушкин,
отбывавший свой срок в ИК-2:

Когда я туда попал, меня сразу же спросили: "Как ты относишься к Владимиру Путину?". Я удивился, говорю: "А вам, собственно, какая разница? Отрицательно". Мне ответили: "Тогда тебе тут будет плохо".
Навального в эту колонию отправили, потому что там абсолютная изоляция, телефона и интернета нет, достать ничего невозможно, даже за деньги. Там банкиры полы моют с утра до вечера. Сначала попадаешь в карантин на две недели, а потом в сектор усиленного контроля А, сокращенно – СУКА. Находиться там очень тяжело. Для вас там всегда стационарное положение. Вы либо все всем отрядом стоите в помещении, около своих шконок, голова всегда опущена вниз, вы не можете глядеть никуда или коситься, руки всегда за спиной – всегда, в любом случае, ножки вместе, раскачиваться нельзя, нос почесать – и то с разрешения. Либо вы сидите в стационарном положении. Не можете даже голову повернуть. Ручки у вас на коленях. Раньше были за спиной, сейчас на коленях – сделали послабление. Ножки вместе. В туалет ходите с разрешения и обязательно в сопровождении другого осужденного.
В этом секторе какае-либо разговоры запрещены. Поэтому другие осужденные с Навальным точно общаться не будут. Вы там будете деформироваться как личность. Попробуйте помолчать какое-то время. Я как психолог порекомендую для понимания: попробуйте два дня помолчать. У меня тоже были профучёты как у Навального, повешенные мне в Матроской тишине. Ему комиссия навесила, что он склонен к побегу. Мне повесили аналогичную полосу – нападение на сотрудников правоохранительных органов, и склонен к экстремизму и терроризму, к дезорганизации работы исправительного учреждения. Хотя этого всего никогда не было, никак это в деле не обосновывалось, меня не вызывали ни на какие комиссии. Всё это вешается для того, чтобы потом поместить в сектор усиленного контроля А.
Каждые два часа надо отчитываться и давать о себе доклад. И ночью для доклада будят с фонарём. Алексей привыкнет, будет спать урывками – это нормальная там ситуация. Первое время непривычно, потом нормально. Каждые 2 часа будет приходить сотрудник, и каждый осужденный должен давать полный доклад вместе с другими осужденными. Как это я давал: я Дёмушкин Дмитрий Николаевич, 1979 года рождения, осужден по статье такой-то, такой-то, часть такая-то, такая-то, начало срока тогда-то, окончание срока тогда-то, склонен к экстремизму и терроризму, к нападению на сотрудников правоохранительные органов, к дезорганизации работы исправительного учреждения. Всё это надо говорить очень быстро, скороговоркой. И в течение дня любое обращение сотрудника, люба встреча с сотрудником должна начинаться только с этого доклада. Хоть сто раз в день.
И чтоб вы понимали – вы всегда опаздываете. На зоне нет свободного времени абсолютно никакого. У вас есть время, когда вы стоите, есть время когда вы сидите. Есть время, когда вы слушаете утренние новости, разрешено несколько каналов – первый канал, второй канал, ещё там какой-то познавательным есть канал, который иногда включают. Газеты и журналы выписывать можно, но вам их не дадут, вам покажут через несколько месяцев что они пришли, и всё. Да и некогда вам будет читать. По 15 минут выделяют в неделю для написания письма – это чтоб вы понимали. Попасть на работу – шить детские кресла или варежки – Навальному вряд ли удастся. На 700-800 осужденных, там всего 100 рабочих мест – попасть на работу можно только части обычных заключённых, которые находятся в умеренном секторе контроля. В секторе усиленного контроля для вас всё, что есть в лагере, недоступно. Вы не можете ничего. Вы либо стоите в стационарном положении, либо сидите в стационарном положении. У вас нет личных вещей, вы не можете есть свои продукты. Вы ходите в столовую, у вас будет несколько минут, чтобы одеться на бегу – последние двое, кто это делает медленнее, получают наказание, потом вы бежите – у вас несколько минут, чтобы одеть зимнюю одежду, чтобы выбежать в локальный сектор, и опять же двое последних получают наказание, вас бегом ведут в столовую – опять же двое последних, кто поел последним, получает наказание, всё это на бегу делается, всё это быстро. При мне это было всё так – вам давалось две минуты, чтобы съесть, встать и показать руки.
Надеюсь, что Алексей перейдёт на режимный отряд, скорее всего – шестой, хотя там тоже есть большие ограничения. На режимном отряде разговаривать разрешат, но на ограниченные темы. Можно беседовать только о женщинах, и только о еде. Обсуждать политику и экономику запрещено. Обсуждать условия содержания и руководство колонии категорически запрещено. Собственно, даже упоминать фамилии каких-то руководителей запрещено.



Далее:
Сказка про Моль
В начало

Если вам понравилась страница,
поделитесь ссылкой на неё.

џндекс.Њетрика
Про страну Чиполлинию | Другое | Об авторе