Виктор Шмаков

О приговорённом к смерти

(документальный рассказ)

Этот рассказ (прежнее название «Смертник») я начал писать в 95-м, по событиям мало того что реальным — в этом жизненном сюжете тогда ещё не была поставлена последняя, финальная точка. Это произошло в январе 96-го — приговорённый к смертной казни расстрелян, приговор приведён в исполнение. Тогда и я завершил свой рассказ, тоже поставил в нём точку.

Написал, издал тот его вариант небольшим тиражом в несколько десятков экземпляров и практически забыл на долгие годы. Но по прошествии более полутора десятков лет, на встрече со своими коллегами на дне рождения одного из них, по какому-то поводу зашёл разговор о «герое» этого рассказа. Многие из моих коллег знали его лично, те, что помоложе, лишь слышали об этом громком деле. Вот и подумалось: не вернуться ли мне к тому моему творению? Не столько, пожалуй, из-за рассказа о смертнике и его преступлениях, сколько из-за того, чтобы отталкиваясь от этой истории поговорить с читателем по некоторым вопросам как бы философского плана: о нашем отношении к смертной казни (с объявлением на неё моратория это тема не ушла полностью из нашего общества), о «расплате» за грехи, об искуплении и прощении их, о лживых идеологиях. Возможно, такое обсуждение этой философии будет в чём-то и кому-то полезным в осмыслении каких-либо актуальных и частных вопросов и проблем нашего повседневного бытия. Про себя скажу, что рассказ мне в этом помог — свои соображения обдумывал и формулировал в процессе работы над ним. Почему бы не полагать, что он поможет ещё кому-либо? Понятно, что эти соображения для кого-то будут не бесспорны, но я к ним пришёл, их для себя принимаю.

Итак, вторая редакция моего рассказа...

— * —

Так по жизни получилось, что у меня был знакомый — Александр Виноградов, приговоренный в 1989 году к высшей мере наказания за убийство трёх человек. И только в январе 96-го он был расстрелян — более шести лет ждал исполнения приговора в одиночной камере смертника.

Он не был у меня ни в друзьях, ни в приятелях. Мой коллега, жил в другом городе, приезжал к нам в областное управление с отчётами или по какой-либо служебной необходимости. Прямого, непосредственного общения у меня с ним было мало, только разве по службе. Из моих сослуживцев дружбу с ним тоже вроде бы никто особо не водил, но общались, слышал их разговоры про какие-то вокально-инструментальные ансамбли, о свежих их записях, о новой аудиоаппаратуре. Середина 80-х, было тогда нам большей частью по 25-35 лет.

Первым в серии его убийств было убийство Кузнецова, знакомого музыканта из ресторана — не захотел возвращать тому денежный долг. Убийство было преднамеренным, коварным — выстрелил сзади в голову, труп утопил в озере.

Находился под подозрением, в отношении его велись некоторые следственные действия, но трупа не было, вроде как, значит, и убийства тоже, было лишь дело об исчезновении человека. С работы из милиции — мы служили в экспертно-криминалистической службе, был уволен как только попал под подозрение в связи с исчезновением Кузнецова. Причин и оснований для увольнения было достаточно — двухнедельный прогул, симуляция перелома руки, подделка и фальсификация документов.

Но хронологию нарушу — начну свой рассказ о Виноградове с последних его преступлений. Через два с небольшим года после убийства Кузнецова он убивает нашего общего коллегу — Сергея Плеханова, с которым вместе работал, можно сказать — бок о бок, и его жену.

На допросах, бывших два года назад во время предварительного следствия по факту исчезновения Кузнецова, Виноградов именно Сергея пытался использовать в качестве прикрытия для себя. Имевшийся за ним денежный долг он, мол, вернул, вот и Плеханов подтвердит — это он как раз деньги Кузнецову передавал. Сергей, естественно, отказался поддержать такую его «версию». Тогда Виноградов стал давать показания, что деньги отдавал сам — не было долга, не было никаких причин для убийства.

Видимо, основным мотивом убийства Плеханова была месть, злоба к нему. Подтолкнуло Виноградова к убийству, наверное, ещё и то, что из всех его знакомых именно у Сергея более всего было оснований считать его убийцей, а может, и факты какие-то или косвенные доказательства у него были. А ещё была зависть к нормальной семейной жизни Сергея, тогда как он, разрушивший свою семью несколько лет назад, уволенный с работы, два года находящийся под подозрением, жил как волк-отшельник.

На следствии и в суде Виноградов объяснял потом так, что Плеханов сказал что-то обидное в адрес его «любимой женщины». Тогда он и выхватил нож, типа — в состоянии аффекта был. Только вот пришёл он к ним в квартиру, почему-то, вооружённым — с ножом и со стилетом. Ими и воспользовался, убивая своего товарища и его жену.

— * —

Далее привожу фрагменты из приговора Судебной коллегии, беспристрастно написанного на юридическом канцелярите:

«7 декабря 1988 года около 23 часов Виноградов пришёл в квартиру [указан адрес], где проживали супруги Плехановы. В комнате во время разговора между ними произошла ссора. С целью умышленного убийства Плеханова С.И. Виноградов стал наносить ножом удары Плеханову в различные части туловища. На шум из кухни выбежала Плеханова М.А., которая пытаясь воспрепятствовать совершению Виноградовым умышленного убийства Плеханова, схватила Виноградова за волосы, чтобы оттащить от мужа [кстати, Марина была беременна]. В ответ на это Виноградов на глазах Плеханова стал наносить Плехановой М.А. удары ножом в различные части туловища. Проявляя особую жестокость, Виноградов, с целью умышленного убийства Плехановых, попеременно наносил им на глазах друг у друга множественные удары ножом и стилетом в различные части туловища и конечностей, причиняя своими действиями особые мучения и страдания. От полученных телесных повреждений Плеханов С.И. и Плеханова М.А. скончались на месте. [О том, что между ними ссора произошла, что Марина с кухни прибежала — это всё с показаний Виноградова, поскольку не представилось возможным восстановить весь ход событий с полной достоверностью. Судя по тому, что он пришёл к ним во всеоружии, всё происходило несколько иначе.]

...По заключению судебно-медицинской экспертизы Плехановой М.А. причинено 21 колото-резанное ранение грудной клетки и конечностей, 10 из которых проникающие в грудную полость с повреждением сердца, печени, лёгких. По степени тяжести как каждое в отдельности, так и все ранения в совокупности относятся к тяжким телесным, повлекшим смерть потерпевшей. После нанесения некоторых повреждений потерпевшая ещё передвигалась, на полу в коридоре, комнате, а также на стенах имеются многочисленные следы крови в виде мазков, потёков. При осмотре трупа Плехановой на лице обнаружена подушка.

Плеханову С.А. было причинено 13 колото-резаных ранений грудной клетки и конечностей, 5 из них являются проникающими в грудную клетку и брюшную полость с повреждениями внутренних органов, в том числе сердца, лёгких, печени. Смерть наступила от острой кровопотери и вследствие множественных колото-резанных ран грудной клетки и живота с повреждениями внутренних органов.

По заключению физико-технической экспертизы раны Плехановым, а также повреждения на их одежде причинены двумя орудиями — ножом, извлечённым из трупа Плехановой и орудием с трёх-четырёхгранной заточкой, что подтверждает объяснения Виноградова об использовании при совершении преступления двух орудий — ножа и стилета.

...После этого, с целью инсценирования кражи из квартиры Плехановых, Виноградов тайно похитил личное имущество потерпевших: магнитофон «Кроун», стоимостью 1700 рублей, 10 компактных кассет МК-60 по цене 4 рубля на сумму 40 рублей, три компактные кассеты «Деннон» японского производства по цене 9 рублей на сумму 27 рублей, 2 золотых обручальных кольца стоимостью 170 рублей и 104 руб. 85 коп., золотой перстень с камнем стоимостью 241 руб. 60 коп., серебряную печатку стоимостью 41 руб. 68 коп., норковую шапку стоимостью 360 руб., мужские сапоги стоимостью 60 руб., полушубок стоимостью 165 руб. 70 коп., два спортивных костюма стоимостью 80 и 110 руб., два свитера стоимостью 70 и 60 руб., деньги в сумме 50 руб. всего похитил личного имущества Плехановых на сумму 3280 руб. 83 коп., чем причинил значительный ущерб потерпевшим.

...В судебном заседании врач-психиатр Ищенко Л.Г. пояснил, что при проведении стационарной психиатрической экспертизы Виноградов, помимо психиатров, был обследован и другими специалистами, в том числе и психологом. Давая своё заключение, члены комиссии использовали результаты обследования всех специалистов. Из описательной части заключения усматривается, что 3 апреля 1989 года Виноградов был обследован психологом, при этом расстройства формально-логического мышления не выявлено.

На основании ст.40 УК РСФСР, по совокупности преступлений путём применения принципа поглощения менее строгого наказания более строгим окончательно Виноградову Александру Сергеевичу назначить исключительную меру наказания — смертную казнь с конфискацией имущества».

— * —

Убитых обнаружила на следующие сутки мама Марины. У Сергея-то был отгул, его на работе и не ждали. Жена его работала учительницей в школе, там же работала её мама. Когда Марина не вышла на работу, мать забеспокоилась, позвонила им несколько раз по телефону, никто не ответил. У неё был ключ от их квартиры, съездила домой, взяла ключ, пришла к ним, там она весь этот кошмар и увидела.

У сотрудников милиции первая же версия была: это Виноградов. Поехали к нему домой, нашли при обыске вещи из квартиры Плехановых. Отпираться было бессмысленно. Потом раскрутили его и на убийство Кузнецова — показал место, где утопил труп, смогли найти, достали.

По этому первому убийству ещё один фрагмент из обвинительного заключения:

«...Виноградов стал утверждать, что убийство Кузнецова совершил Плеханов, а он лишь помогал спрятать труп. Когда же данная версия Виноградова была проверена и установлено алиби Плеханова, Виноградов в собственноручно сделанном заявлении от 20 июня 1989 года признал вину в убийстве, указав, что выстрел произошёл, когда Кузнецов протирал боковое стекло машины, а он в это время крутил пистолет.

Подсудимый Митрошин О.А. вину признал полностью, пояснив, что когда они ехали по просёлочной дороге, свернуть на которую велел Виноградов, тот попросил Кузнецова протереть запотевшее ветровое стекло, и после этого раздался выстрел. От неожиданности Митрошин дёрнулся, и машина заглохла. Виноградов сказал, чтобы он не поворачивался. Через некоторое время он обернулся и Виноградов сказал, что теперь они связаны одной верёвочкой и могут получить расстрел, но если он, Митрошин, будет молчать, то он найдёт, что сказать. По поведению Виноградова он понял, что Кузнецова Виноградов убил умышленно».

— * —

Итак, хронология:
— 12 октября 1986 года — убийство Кузнецова;
— 7 декабря 1988 года — убийство семьи Плехановых;
— 20 июня 1989 года — признание в убийстве Кузнецова;
— 6 декабря 1989 года — суд, смертный приговор.

Виноградов в камере смертника ждёт исполнения приговора. Проходят год за годом. В декабре 94-го будет уже пять лет этого ожидания. К нему стали наведываться журналисты. Взяла интервью Марина Смолина — корреспондент вечерней городской газеты. Владимир Филичкин — руководитель пресс-центра областного УВД снял видеосюжет, в том числе — интервью со смертником (в интернете имеются фрагменты youtube.com/watch?v=5CWxh1JPa4k и youtube.com/watch?v=HkNf0SyWY-w). Сюжет показывали по областному и по центральному телевидению, как же и материал Марины Смолиной перепечатывала потом «Комсомольская правда». Я с ними обоими разговаривал. В разговоре с Филичкиным похвалил материал Марины: хорошо, мол, сумела Виноградова разговорить. Он на это сказал: «После пяти лет, проведённых в одиночке, он впервые с женщиной разговаривал. Тут и соловьём запоёшь».

Оба они подтвердили мою оценку Виноградову. Ещё не зная о такой его чёрной, скрытой стороне, ещё до этих убийств я выделял его для себя тем, что общение с ним не может быть приятным. Видимо, поэтому у меня и не было с ним никакого общения, кроме как по чисто служебным вопросам. В нём ощущалась неискренность буквально во всём, ему была важна лишь внешняя, показная сторона. Внешностью своей привлекательным не был, кроме, пожалуй, высокого роста да кучерявой шевелюры, но одевался хипповато, вёл себя с какой-то рисовкой, показушностью, самоуверенно. За ним закрепилось прозвище «диск-жокей».

Я решил попробовать написать что-нибудь на тему об этом убийце. Встречался и разговаривал с заместителем председателя областного суда, он дал возможность ознакомиться с материалами судебного дела, снять копию с обвинительного заключения и с других, заинтересовавших меня документов, экспертных заключений и т.д. Когда я работал над своими заметками, Виноградов был ещё жив — это было за несколько месяцев до исполнения приговора, сидел в камере смертника. Помещу здесь небольшой фрагмент из моих художественных набросков 18-летней давности.

— * —

Виноградов просыпается в шесть тридцать утра от громкого и как-то по-особому неприятно звучащего звонка в коридоре блока камер смертников следственного изолятора №3. Звонок объявляет подъём для обитателей одноместных каменных клеток.

Смертник открывает глаза и опять видит своё последнее прижизненное пристанище, за пять лет изученное им до самой маленькой трещины и царапины. Ширина камеры около двух метров, и если лечь на самый край «шконки» — намертво прикреплённой к стене и к полу кровати, то рукой можно почти дотянуться до другой стены. Спинок у «кровати» нет, по сути дела — это простые металлические нары в виде широкой скамейки. Рядом с нарами, вдоль этой же стены — небольшой столик, также прикреплённый к стене и к полу. Табуретки не полагается, ею служит «шконка», когда с неё убирается и сдаётся постель. Стены до уровня выше человеческого роста обшиты металлическими листами, большей частью, видимо, для того, чтобы затруднить нанесение прощальных «наскальных» надписей. Длина камеры около четырёх метров. В одной стене, высоко над головой Виноградова, небольшое зарешёченное окно, которое снаружи — с боков, сверху и спереди — закрыто глухим металлическим «забралом». Дневного света от такого окна почти нет, электрический свет в камере смертника горит круглосуточно, не выключается и ночью. На входе-выходе — металлическая дверь, изнутри нет дверной ручки, но есть «амбразура» для подачи в камеру пищи и для приёма грязной посуды. А также для надевания через неё наручников перед выводом смертника из камеры. Выше — обычный оптический глазок, как в квартире, только повёрнутый наоборот — из коридора в камеру. Ещё выше, над дверью — металлическая сетка, закрывающая небольшую нишу, где установлен радиодинамик. Радио Виноградов может слушать с подъёма и до отбоя, мало того, хоть и не хочешь слушать, но будешь, поскольку оно не отключается с 6:30 до 22:00. Пространство в углу, правее двери, занимает «совмещённый санузел» — устроенное вровень с полом «очко» и металлическая раковина умывальника с одним краном, вода только холодная.

Обычно утренняя процедура умывания, уборки и сдачи постели проходила лениво, полусонно, с какими-то посторонними, непонятно о чём мыслями, среди которых была одна, основная: не пришли, значит, ещё один день наш будет.

Но сегодня Виноградов к утренней «чистке перьев» отнесётся со всей ответственностью. Сегодня у него встреча с корреспондентом из газеты. О предстоящей этой встрече ему стало известно ещё четыре дня назад, когда у него спрашивали согласия на неё. Вчера начальник блока майор Петров конкретно сказал, что журналистка из «Вечернего Челябинска» будет завтра, то есть теперь уже сегодня.

Удивительно, но ожидание прихода журналистки сну совершенно не помешало. Даже наоборот — с вечера Виноградов уснул быстро и спал, не просыпаясь до утренней побудки. Надо полагать, сон был спокоен и крепок потому, что ложась вечером спать, он точно знал: в связи с предстоящей, назначенной встречей, сегодня ночью прийти за ним никак не должны, и ещё один день ему уже сейчас гарантирован. Вообще-то, в положении смертника такая гарантия была крайне необычна и как бы даже нарушала ставший привычным за эти годы тюремный уклад, когда каждый свой день ощущаешь как последний.

Хотя сказать надо, что давно уже Виноградов ложился спать, почти не думая, доживёт ли он до завтрашнего дня. С момента приговора прошло более 1800 таких вечеров, и постепенно притупилась острота боязни наступающей ночи, когда под утро (он это точно знал, что под утро) смертников выводят для исполнения приговора. Действительно, невозможно же в течение пяти лет жить под страхом — к нему просто-таки привыкаешь. А в первое время после суда он почти не спал ночами.

Не менее существенной причиной постепенного ухода страха смерти является ещё и то, что с каждой прожитой ночью, с каждым наступившим утром следующего дня возрастала надежда на положительное решение на поданное им прошение о помиловании...

— * —

Далее приведу фрагмент из интервью, которое Марина Смолина взяла у Виноградова:

— Во время обыска были найдены доказательства ещё одного преступления.

— Да, за месяц до убийства была ещё кража в пединституте. Помню: осень, ночь. Я опоздал на автобус и шёл как бездомный Буратино к другу переночевать. Ещё неизвестно, застану ли его дома, а был уставший. Я почувствовал себя никому ненужным в этом мире. И вдруг, слышу — музыка. На втором этаже пединститута веселье было в самом разгаре: беззаботные мужские голоса, женский смех. Тут же возникла к ним злость. А ещё — риск, азарт. Я по натуре игрок. «Уж если кофе, так погуще, уж если ставка, так четвертак». Ну, думаю, сейчас вам устрою. На первом этаже был компьютерный класс. Решил его ограбить. А утром предположил: всё спишут на веселящуюся компанию.

— Опять удалось отвести от себя подозрения?

— В тот момент сомнений и не возникало. Я прекрасно понимал, что на меня никто не сможет подумать. Поэтому и шёл тогда спокойно. За те дела, при отработке которых возникали сомнения, просто не брался. Например, много слабых мест находил в нападении на инкассатора. Поэтому и не решался на это.

— Но возникали и такие мысли?

— Возникали и такие. А что делать, если моя зарплата тогда была двести двадцать рублей, а видеокассета стоила двести.

— Но, несмотря на это, на преступления шёл не каждый. Тем более — на убийство. В чём ваше отличие от всех остальных?

— Я другой в том плане, что переступил через невидимую грань. А стоит этому произойти однажды, и для человека уже не существует табу. Так происходит, когда в первый раз ударишь человека. Прежде для тебя это было почти невозможно. Но уже первый случай снимает все преграды. То же самое происходит с убийцей. Не важно, как ими становятся: неосознанно, в силу обстоятельств, или преднамеренно. Но после первой жертвы не то чтобы разгорается аппетит, просто исчезают сдерживающие центры. И если человека не остановишь, сам он не остановится. В 80-90 процентах случаев наверняка произойдёт именно так. Уверен, на второе убийство не решится либо чрезвычайно трусливый человек, который затаился от страха, либо человек с огромной силой воли, который сумеет переломить себя, не дать до конца опуститься.

— Убийца становится жертвой обстоятельств, случая? Вы считаете себя таким человеком?

— Жертвой я себя не считаю. Платон говорил: человек выбирает, но из выбранного сбывается то, что предназначено ему роком. Значит, мне было предназначено то, что произошло. Именно мой какой-то волевой момент подвиг меня на эти подвиги, мерзости, дела — назовите, как хотите.

— А сами бы вы, какое из этих определений выбрали?

— Скорее, мерзости. Моя оценка самого себя достаточно трезвая. Я грязь, изгой. Правда, понимание этого пришло только здесь, в камере. В последнее время я занимаюсь медитацией. И иногда, во время сеансов, хочется покинуть свою физическую оболочку и больше туда не возвращаться.

— И что мешает?

— Пока недостаточно готов к этому.

— Поэтому продолжаете нести наказание, назначенное судом. Но, будь такая возможность, какой бы приговор вынесли сами себе?

— Ну и вопросик. Трудно сказать. Здесь говорят сразу два голоса. Одна часть убеждена: получил то, что заслужил. Но другая говорит: пошёл бы домой, в родной город, к родителям. Хотя нет. Там я появиться уже не смогу. Я изгой. И теперь уже не важна оценка со стороны. Пусть даже не будет заметна неприязнь других, осознание этого сидит во мне.

— А если бы предложили на час оказаться на свободе, хотелось бы проехать по городу, посмотреть, как сейчас живут люди?

— Нет. Зачем лишний раз бередить душу? У меня даже после свиданий с сестрёнкой, её рассказов бывают бессонные ночи. Я бы отказался от такой возможности.

— Ваши слова насчёт сдерживающих центров тоже похожи на приговор. Они говорят за исключительную меру наказания. Не кажется, что только она может остановить убийцу?

— Я тоже так думаю. Все мы остаёмся волками в овечьей шкуре. Страх смерти заставляет просить себе более мягкого наказания. Просим о снисхождении, говорим о полном раскаянии, но на самом деле пожизненно на нас остаётся каинова печать. Вон в одной из соседних камер сидит убийца. Его неоднократно судили, потом выпускали. И сейчас за очередное преступление приговорили к пожизненному заключению. Но человеку 46 лет. Можно надеяться на его исправление? Или ещё один сосед — Гридин [четыре убийства]. Все мы заслуживаем только расстрела.

— Для своего положения вы выглядите слишком спокойным. Пять лет в ожидании смерти. Шаги конвоира, лязг замков и мысли, что на этот раз пришли за вами. Не страшно?

— Сейчас нет. Невозможно в течение пяти лет бояться. Постепенно это чувство притупилось. Теперь открывающиеся двери камеры я действительно встречаю спокойствием, даже равнодушием. Заставляю себя думать: к тебе это не относится. Страшно было первые два года. Тогда — да, вздрагивал от любого звука, при любом появлении конвоира.

— А сегодня не нарушают спокойствие даже воспоминания?

— Я их отгоняю от себя. А что ещё должен делать? Визжать, бегать по камере? Не собираюсь. Моя основная задача — не сломаться, не оступиться. Всеми силами стараюсь создавать видимость жизни. За эти пять лет в камере я увлёкся философией, много читал Платона. Полюбил поэзию, особенно Пушкина. Сам пытаюсь писать. Занимаюсь йогой, медитацией. Изучил английский, китайский.

— Но зачем?

— Что значит зачем?

— Так ведь может оказаться, что уже завтра всё это будет ненужно.

— Но я привык постоянно чем-то интересоваться. И потом, это отвлекает. Я наслаждаюсь текущей секундой, не думая о будущем. Благодаря этим занятиям во мне появился стержень. Я стал более собранным, целеустремлённым. На воле мне были присущи лень, необязательность. Сейчас ставлю перед собой задачи на каждый день и стараюсь их выполнять.

— Значит, камера оказала на вас благотворное влияние?

— Именно одиночная. Раньше, работая в милиции, никогда бы не подумал, что начну верить в бога. Но вот результат последних пяти лет (собеседник показал на свой маленький крестик). У меня было время изучить различные школы: буддизм, индуизм, мусульманство. Но ближе оказалось христианство. К счастью, крещён был ещё в детстве. Это и позволило надеть крест.

— И теперь ещё поэтому со смирением нести свой крест?

— Может, и поэтому.

— Так же спокойно будете расставаться с жизнью?

— Да. У меня в камере лежит шоколадка. Я её специально для такого случая приготовил. Когда меня поведут, её открою. Напихаю полный рот шоколада. Так и умру с набитым ртом.

— А в загробную жизнь верите?

— Верю, что жизнь только этим миром не заканчивается. Существуют запредельные миры.

— И не тяжело будет уходить туда с грузом своих грехов?

— За свои грехи я расплатился здесь.

— * —

Это интервью было опубликовано в газете «Вечерний Челябинск» от 8 декабря 1994 года. А вот небольшая заметка в газете «Челябинский рабочий» от 12 января 1996 года, через год с небольшим:

Челябинским областным судом 6 декабря 1989 года был приговорён к исключительной мере наказания — расстрелу житель Копейска А.С.Виноградов, 1957 года рождения. Виноградов был признан виновным и осужден за умышленное убийство из корыстных побуждений, умышленное убийство с особой жестокостью супругов Плехановых, тайное похищение государственного и личного имущества, злоупотребление служебным положением, повлекшее тяжкие последствия, ношение без соответствующего разрешения огнестрельного оружия и подделку документов.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации оставила приговор без изменений. Все ходатайства Виноградова о помиловании были отклонены.

На днях приговор приведён в исполнение.

Пресс-служба УВД области

— * —

Как таковая, история Виноградова на этом, в общем-то, закончена. Основные её события происходили во времена СССР, государства атеистического. Прошла четверть века, теперь у нас вновь православная Русь. Темпы храмостроительства в последние два десятилетия такие, каких не бывало, наверное, за всю нашу историю. Без бога теперь никуда — его и в школу несут, и в ВУЗы, и в детские сады, с ним и спутники запускают. Правда, падают они что-то довольно-таки часто — не помогает Боженька. Обойтись без темы бога в рассказе о смертнике никак не получится. Далее мой рассказ в продолжение этой темы.

Прочитав эту историю, иной читатель может сказать: видите, Виноградов же говорит, что он «переступил невидимую грань», осознаёт свой грех. А ведь вера в бога, к которой он пришёл слишком поздно, могла бы в своё время помочь ему эту грань не переступить, удержаться от совершения преступлений.

Видите ли, этот человек — Виноградов — может, конечно, верить в то, что он говорит. А может и не верить, это ему врать не помешает — он лжец по своей природе, по своей лживой сущности. Из сказанного им есть многое, с чем можно согласиться. Но в этом и есть цинизм его лжи — верит он в эти слова или не верит, мы не знаем, но поступает-то он этим своим словам вопреки. Его словесные излияния перед журналисткой — это лишь подтверждение того, что из уст человека может истекать что угодно — и красивые слова, и ложь, и подлость любая. Талантливые лжецы вообще лгут вдохновенно, можно заслушаться. Но... «Итак по плодам их узнаете их...». И ещё из того же источника: «То, что выходит из ваших уст, это вас осквернит...». Человек — это устройство по производству лжи. А также по её потреблению.

Лишь одна фраза в интервью меня зацепила, считаю её относительно искренней: «всеми силами стараюсь создавать видимость жизни». В ней действительно весь трагизм человека, приговорённого к смертной казни, и годами ожидающего исполнения этого приговора. Это психологическая пытка.

Но он её заслужил. Мои коллеги, проводившие осмотр места преступления, рассказывали, что это была жуткая картина — полквартиры в крови, на полу два трупа, в груди у Марины по рукоятку вогнан нож, его с трудом смогли вытащить. А теперь представьте, как этот подонок, размышляющий в камере смертника о боге, что крещён он и это позволило ему крестик надеть, ходил по этой квартире среди трупов убитых им людей, старался, наверное, в кровь не вступить, и выбирал вещи, которые можно с собой забрать.

О преступлении, переступлении через эту грань Виноградов говорит, применяя это к себе, как о чём-то роковом, от него не зависящем. Лжёт он всё. Какова была для него эта грань? Первое убийство? Но Кузнецова же он не случайно убил. Он уговорил своего знакомого Митрошина, чтобы на его машине ехать в Челябинск (Копейск — город-спутник областного центра), чтобы встретить там Кузнецова после его работы, отвезти его кое-куда. Сказал Кузнецову, что сейчас заедут за деньгами, и он вернёт ему долг. Денег у него для отдачи долга не было, и взять их было неоткуда. Поехали по каким-то просёлочным дорогам в сторону озера, в кармане же имел заряженный пистолет. Это что, случайность какая-то роковая? Все эти его действия — по чётко намеченному им плану.

А ещё и до этого убийства он совершал преступления должностного характера. Получилось так, что я, во исполнение своих служебных обязанностей, выявил одно из них, что позволило затем вскрыть и ряд других фактов. В некоторых случаях он делал заведомо ложные выводы в экспертных исследованиях, которые проводил. После того, как я одну такую фальсификацию обнаружил, была проведена проверка его работы, все эти случаи и установили. Он всегда был лживым, вороватым, подловатым — это подтверждали также его знакомые, сослуживцы.

— * —

Приведу фрагменты из заключения судебно-психиатрической экспертизы. Правда, сделаю оговорку, что когда 18 лет назад я писал наброски этого рассказа, работая над документами, то намеренно искажал фамилии некоторых действующих лиц, поскольку произошедшие события были тогда ещё достаточно свежими. Например, Виноградов был у меня Верезин, Плехановы были Емельяновы. Не помню, все ли фамилии и имена я подвергал изменениям. Сейчас я только эти две фамилии вернул к первоначальному виду, только про них точно знаю, что менял их и как менял. Поэтому, если кто из непосредственных участников этих событий увидит незнакомые фамилии, то это лишь по причине их возможного изменения. Копии документов, мною тогда сделанные, у меня не сохранились по ряду причин, но документы эти имеются, конечно, в архивах областного суда, «расстрельные» дела хранятся долго.

Итак, фрагменты из заключения экспертизы:

Свидетель Медведкина Е.И. показала, что ранее состояла в браке с Виноградовым. За время совместного проживания ничего необычного в его поведении не наблюдала. Характеризует его как волевого, сильного физически, тщеславного и лживого человека.

Свидетель Прошина М.В. («любимая женщина») показала, что знает Виноградова с 1981 г., по характеру он был неуравновешенный, вспыльчивый, имел большой круг знакомств, увлекался музыкой, имел импортную радиоаппаратуру. Никаких странностей в его поведении не отмечает.

Свидетель Бахарева В.Ю. пояснила, что Виноградов покупал радиоаппаратуру, продавал её, любил делать красивые дорогие подарки своей любовнице. Считает его умным, начитанным, образованным человеком, увлекающимся музыкой.

Свидетель Мацук Ю.А. показал, что по характеру Виноградов всегда стремился к лидерству во всём. Всегда высказывал своё мнение, любил показать, что много читает. В общении с сослуживцами был ровен, ссор и конфликтов не было.

Свидетель Николаев Н.А. характеризует испытуемого как человека жадного, хапугу, способного на подлость ближнему человеку.

Свидетель Галкин В.Г. показал, что Виноградов по характеру замкнут, высокомерен в общении с товарищами по работе.

— * —

Могла ли вера в Бога отвратить его от этих преступлений, от убийств?

Порассуждаем. Вспомним, что он говорит по теме бога и о совершённых им преступлениях: «за свои грехи я расплатился здесь». Ну, и чем же это он смог расплатиться за чужие жизни, за своё душегубство? Сидением в одиночке? Своими ночными страхами? Своей, типа, личной «голгофой»?

Христианство — хитрая религия. «Религия любви», видите ли... Есть в ней несколько заповедей-лозунгов-призывов о любви к ближнему. Ну, и что? Это есть практически в любой идеологии, этим не очень-то удивишь. Как о человеке надо судить не по лучшим его делам и поступкам, а по его наихудшим, коль таковые, преступные и подлые дела за ним имеются, так и об идеологии надо судить не по красивым установкам, которых может быть и очень много, но которые могут и не работать вовсе, а по тому, может, и немногому, имеющемуся в идеологии, которое реально работает.

Призывает ли христианство к добродетели, к безгреховной жизни? Допустим, призывает. Но ведь и грехи совершать можно, и можно затем их искупить покаянием перед богом, молитвами к нему. Этим вы будете ему только милее. «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии», Евангелие от Луки.

Впрочем, это не только в христианстве, это во всех авраамических религиях. «Если бы вы не грешили, то Аллах обязательно сотворил бы таких людей, которые стали бы совершать грехи, а затем просить о прощении, и Он прощал бы их!», Муслим 2748. «Там, где стоит кающийся, праведники стоять недостойны», Талмуд.

«Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасёшься» — так «народная теософия» кратко и ёмко сформулировала основную причинно-следственную связь в религиозной идее. Как ведь вывернуто всё! Не жить по совести ты должен, не добро творить, а в бога верить — он тогда тебе по вере твоей и грехи простит. Вот в чём есть суть-идея этих религий — в вере в бога, которого она утверждает.

Это-то как раз таки и работает — любой подонок, когда его жизнь прижмёт, может «уверовать» и убеждать себя, что за грехи свои «расплатился».

— * —

Вообще-то, я против смертной казни. Вопрос этот сейчас не очень остр и актуален — уже привыкли к её запрету, к мораторию. 16 мая 1996 года Президентом России издан указ «О поэтапном сокращении применения смертной казни в связи с вхождением России в Совет Европы». Хотя мораторий официально вступал в силу только через год, приговоры к смертной казни перестали применяться значительно раньше: последний такой приговор приведен в исполнение 2 сентября 1996 года. Виноградов совсем немного не дожил до замены ему наказания на пожизненное заключение.

Чего больше в этой тенденции современного общества по отмене смертной казни — прагматизма или идеализма? Полагаю, что прагматизма. Именно поэтому эта тенденция верна и постепенно побеждает.

Никто не вправе лишать жизни беззащитного человека, то есть — совершать убийство. Как бы то ни было, но казнь — это ведь тоже убийство. Значит, мы не имеем права на казнь.

Такая позиция — это не сюсюканье, не мягкотелость в вопросе наказания совершившего преступление более худшее, чем есть смертная казнь по отношению к нему — он лишил жизни не только беззащитного, но и невиновного пред ним человека. Отказ общества от применения смертной казни нужен не для убийц и отморозков, они-то как раз таки заслуживают самого сурового наказания. Это для нас, для всего общества нужно признание недопустимости преднамеренного убийства, в том числе, выходит, и смертной казни.

Чем может современное общество наказать человека за его преступления? Выбор невелик: наиболее суровая, но цивилизованная мера — лишение свободы на какой-то срок, в некоторых случаях — пожизненное, в исключительных и не везде — смертная казнь.

А как было ранее? Наказания были жестокие. Изгнание из племени, что часто было равносильным убийству, членовредительство — отрубание руки за воровство, вырывание языка за ложь, каторга — часто с клеймлением на лбу «КАТ», т.е. «ВОР», с отрезанием ушей и вырыванием ноздрей — это для пометки преступника до конца его жизни.

Ну и, понятно, смертная казнь. Вот уж где наши предки порезвились со своими фантазиями! Четвертование, колесование, распятие, сдирание кожи заживо, повешение, разрезание на мелкие кусочки, повешение за ребро, посажение на кол, утопление, отрубание головы, разрывание на части с помощью несущихся в разные стороны лошадей или выпрямляющихся после сгибания деревьев, закапывание живьём в землю, сбрасывание в пропасть, уморение голодом, забивание камнями, заливание в горло расплавленного олова. Чисто религиозные, для наказания еретиков и отступников от веры: сжигание на костре. Или сжигание «в обрубех обложивши соломою» — так на Руси «никониане» с «раскольниками» поступали.

Жестоки были наши предки по нашему теперешнему пониманию. Мало того, что широко практиковали использование смертной казни и вообще — имели привычку решать множество проблем путём лишения кого-либо жизни. Так им ещё нужно было сопроводить это самыми жестокими предсмертными мучениями их жертв. И дать возможность публике насладиться созерцанием этих мучений — казни были большей частью публичные.

И ведь заметьте — не было никаких общественных движений за отмену смертной казни. В том числе и от служителей «религии любви». Они лишь освящали своим присутствием и определёнными ритуалами процесс насильственного отправления чьей-то души в мир иной. Гуманизация общества и его сознания шла независимо от религии в процессе его эволюции, развития.

Играла ли в этом религия, в частности, христианство, какую-то роль? Наверное, играла. Но не однозначно положительную, а двойственную. С одной стороны её «практика» и поддержка любой власти лишь утверждала и сохраняла жестокость нравов, а с другой — её заповеди-призывы могли определённым образом и вопреки этой практике побуждать лучшую часть общества к гуманизации общественной морали.

— * —

Теперь о религии в тюрьмах. А вот тут, в отличие от вопроса по смертной казни, я жесток — к приговорённым к пожизненному заключению никакого допуска попов с их лживыми богами и лицемерным «отпусканием грехов». Убийцы, заслужившие такой приговор, не могут подлежать никакой «божьей амнистии», они до самой своей смерти должны нести в душе этот грех.

Жестоко? Да! Но вспомним: «за свои грехи я расплатился здесь». Почему этому нелюдю может быть дан какой-то выбор, почему он может иметь возможность получить ощущение, что свои грехи он «искупил», за них «расплатился», тогда как своим жертвам он никакого ни на что выбора не оставлял? Он их просто-таки зверски, подло убивал, лишал их жизни.

Отказ в допуске попа к приговорённому на пожизненное заключение столь же принципиален, сколь и вопрос о запрете на смертную казнь. Запрет на смертную казнь нужен обществу как установка на греховность любого убийства, кроме вынужденного — в пределах необходимой самообороны или в защиту жизни других людей. «Запрет на попов» имеет, в общем-то, ту же цель — степень греховности таких убийств, о которых я пишу в этом рассказе, как и моральную ответственность за них, недопустимо снижать какими-то формальными ритуальными действиями каких-либо религий. Запрет на «отпускание грехов» — это, наряду с лишением свободы, ещё одна составляющая назначенного отморозку наказания.

В конце концов, есть ведь правила режима — тюрьма не какое-то общедоступное место. Кто такой поп? Представитель добровольной общественной организации, проповедующей некую идеологию. Причём организации и идеологии настолько специфичной, что о ней пришлось даже специальные пункты включить в Основной Закон, в Конституцию, в которых оговаривается, что она отделена от государства. Мало ли кто пожелает в тюрьму со своей идеологией прийти или кого заключённый пожелал бы видеть и с кем общаться. Выйдут они из тюрьмы, из заключения — тогда их и окормляйте, направляйте на путь истинный. А то вы хотите в ловле душ лёгким путём идти, использовать ситуацию. Перефразируем известную поговорку про падающий самолёт: в тюрьме атеистов нет. Ваше «миссионерство» в тюрьмах — это ловить рыбку в мутной водичке.

— * —

Единственное послабление, которое может быть предоставлено приговорённому к пожизненному заключению, единственный выбор для него — это его право на эвтаназию. То есть он может принять решение о добровольном уходе из жизни, и ему должна быть оказана в этом помощь, чтобы это было в гуманном, безболезненном виде.

Тут ещё один интересный и важный момент. Церковь не против смертной казни, но против эвтаназии. Для обоснования этих своих позиций она, понятно, на религиозные писания ссылается: «Жизнь и смерть — в руках Божьих. Мы не знаем, почему, мы только точно знаем, что в Его руках. Это Его право. И если мы вторгаемся в это право, то идём против Божьего замысла о мире и человеке...». Владимир Гундяев сказал так об эвтаназии в 2006 году, тогда ещё будучи митрополитом. И добавил про смертную казнь: «Христос, которого казнили, нигде не высказывался против смертной казни. И потому у Церкви нет на неё запрета...».

Он повторял это и позднее, уже в ранге главы РПЦ: «Когда нас спрашивают о том, каково принципиальное отношение Церкви к смертной казни, мы говорим о том, что в Предании церковном нет порицания смертной казни, нет отказа от смертной казни. Господь Иисус Христос Сам был распят, Он прошёл через смертную казнь. Но ведь Он нигде не сказал, что нельзя казнить преступников, и у святых отцов мы этого не находим. Поэтому отказ от смертной казни является не результатом христианской традиции...».

Всё ясно и понятно: смертная казнь соответствует христианской традиции и христианской морали. Религия по-гундяевски — это некий трафарет или софт, строго заданная программа. Она устанавливает свои «алгоритмы» и исключает свободу выбора и решений для религиозного человека. И не важно, что программа устарела или вообще не верна, или в неё внесено было потом множество ошибок и нелепых доработок — мы должны только ею руководствоваться в своей морали и в своём миропонимании.

Кроме того, в понимании религии, как всеобъемлющего руководства по существованию в этом мире, есть ещё один очень важный отрицательный момент. Вот такая параллель. Сейчас идут дискуссии о том, что современные цифровые технологии ведут к «цифровому слабоумию», они избавляют наш мозг от умственной работы, мы начинаем забывать таблицу умножения, не говоря уж о более сложных операциях и действиях для нашего ума. Из биологии известно, что орган, который мало используется и не тренируется регулярно, подвержен атрофированию. То есть имеется угроза снижения интеллектуального уровня у гомо сапиенс в среднем. Точно так же и с религиями, строго и навсегда устанавливающими нам некие моральные нормы. Они как калькулятор, за которым тянешься, когда тебе надо перемножить пару двухзначных чисел. Зачем совесть, зачем душевные муки в разрешении сложных проблем бытия? Поступай в соответствии с принятой тобой религией, и ты всегда будешь прав. «Большая часть жизни — это одно непрекращающееся усилие, направленное на то, чтобы уйти от необходимости думать», Олдос Хаксли. Человеку, стремящемуся как можно меньше думать, удобно иметь какие-то якоря, рамки, трафареты, «калькуляторы морали». Так удобнее и проще жить.

Заврался совсем Гундяев. С одной стороны так, что жизнь и смерть человека в руках божьих, это только лишь у бога есть право на лишение кого-либо жизни, человек не может вторгаться в это право. И тут же утверждает, что решением светских судебных властей права бога могут быть отменены и нарушены. Судебная власть может в определённых случаях обладать правом на жизнь рабов божьих. Но сам ты своей собственной жизнью распоряжаться не можешь, иначе ты нарушишь «единоличное» право бога на твою жизнь. И самоубийство, и эвтаназия — это страшный грех.

Ну, не абсурд ли? Все могут распорядиться чужой жизнью. Тебя может лишить жизни какой-нибудь убийца. Суд может приговорить его к лишению жизни и приговор этот будет исполнен под напутственное слово попа. Уж не говорим о войне, когда на «законных основаниях», во исполнение приказа гибнут тысячи и миллионы даже. Церковь обо всём об этом может как бы «печаловаться», а то так и одобрить. Но, по её пониманию, ни один человек не вправе распоряжаться тем, что принадлежит только ему — своей собственной жизнью, той, что среди этих миллионов. В этом вопросе религия категорически против. Какова здесь логика, какова мораль? Правда, опять же — церковь одобрит, например, принятие мученической смерти солдатом, попавшим в плен к душманам, отказавшимся снять свой нательный крестик, хотя и знавшим о неизбежной за это расплате. Чуть ли не в святые его возведёт, в пример будет ставить.

— * —

В своём отношении к смертной казни попы руководствуются тем, что не обнаружилось, видите ли, слов осуждения её у авторитетного для них человека, жившего совсем в другую, жестокую эпоху, когда казни считались делом совершенно нормальным. А вдруг сей человеколюбец осуждал всё же смертную казнь, говорил слова осуждения? Просто евангелисты не посчитали эту «глупость» достойной для занесения в Писания. Где гарантия, что эти слова никогда Иисусом не произносились? Или при переводах не потерялись? Огрехами перевода попы любят объяснять какие-либо библейские несуразности. На основании каких фактов и доказательств наши «теологические следователи» выдвигают версию, что он был за смертную казнь и утверждают эту версию установленной истиной? На основании домыслов, что поскольку слова не обнаружены, так и осуждения не было? Но так ведь необнаружение чего-либо не обязательно может являться доказательством его отсутствия.

А если эта их версия о признании Иисусом допустимости смертной казни неверна? Значит, все казни, совершённые с одобрения церкви, а то так и по её прямой инициативе, например, сжигание еретиков в Европе или старообрядцев в России — это «судебная ошибка»?

Чем более жестока общественная мораль, тем попам лучше. Кто придёт к смертнику перед расстрелом и поможет ему принять смерть со спокойной совестью и со ртом, набитым шоколадом? Только попы! Лишь они «печалуются» о заблудших овцах, о грешниках, в общем — о нас, поскольку кто из нас не грешен? Чудесный маркетинговый ход для религиозной идеологии!

Скажете: придут попы к таким виноградовым, и облегчат их душевные муки перед уходом в мир иной. Разве это не милосердие?

Милосердие, да. Но к кому выдуманные боги милосердны? К жертвам, мученическую смерть принявшим, или к их убийцам? Так, мол, тех уже не вернёшь, не оживишь. Это точно — не вернёшь. О другом разговор: практика «отпускания грехов» именем божества из выдуманных нами сказок — это насаждение лжи в общественную мораль и в общественное сознание, прощение религиозной моралью прошлых подлых убийств и попустительство к совершению будущих. Это ложное и лживое милосердие, имитация его, лукавая и вредная игра в любовь к человеку.