Рассказы «Яма», «Книжник», «Террорист», «Киллер», «Розыск», «Взрыв в трамвае» написаны в 1995-97 годах, когда автоматизированная дактилоскопическая система АДИС ПАПИЛОН, её первые версии, только лишь начинала внедряться и использоваться в экспертно-криминалистических подразделениях Российской Федерации. На тот момент, когда писались эти рассказы, Федеральная система регистрации граждан, о которой в некоторых из них говорится, была только в планах. В рассказе «Взрыв в трамвае» слишком много специального, криминалистического. Но он и писался, в общем-то, не для широкой публики, а для моих коллег – криминалистов.
Отдельной темой рассказ «Смертник».

Виктор Шмаков

Розыск

...По юридической терминологии пропавшими без вести считаются лица, «внезапно исчезнувшие без видимых на то причин, судьба и местонахождение которых неизвестны». Их можно условно подразделить на три группы: жертвы несчастного случая, жертвы преступлений и лица, которые не желают давать о себе сведений своим близким и родственникам. Последняя категория, по статистике, наименее малочисленна (10-15%), остальные две разделяются примерно поровну...
(Журнал МВД России «Милиция» №11 2001 г.)

— Николай, иди завтра в милицию. За эти два дня мы всех обзвонили. Теперь уже по-настоящему розыск надо объявлять. Нет, наверное, Вадика в городе, видимо он всё же куда-то уехал... А тут ещё этот Филя откуда-то взялся...

— Ладно, Надя, времени много, ложимся спать. Завтра я с утра с работы отпрошусь, пойду в райотдел.

Но сразу разве уснёшь... Сегодня вторник, Вадим вчера вечером не пришёл с работы домой – уже вторые сутки идут. Всевозможные предположения Николая Степановича и Надежды Петровны о том, что могло случиться с сыном, становились всё тревожнее...

Вадим, три года назад, вернувшись из армии, с полгода поработал в службе безопасности коммерческой фирмы, имеющей несколько магазинов по продаже импортной сантехники. Служба безопасности – это только название такое, со значением. В обязанности Вадима входило наблюдать за порядком в торговом зале. Потом кто-то из приятелей сманил его в торгово-закупочную фирму – что-то связанное с поставками товаров на реализацию. Зарабатывал, похоже, неплохо, деньги у него были. Родителям их, правда, не отдавал – давал только некоторую сумму, вроде как на питание. Говорил, что думает купить машину.

Работа у него была связана с необходимостью периодически выезжать в командировки. Но ни разу не уезжал более чем на неделю, а уезжая, говорил об этом родителям.

Вчера вечером решили, что ему, возможно, пришлось срочно выехать по каким-то непредвиденным обстоятельствам. Посмотрели в его комнате, нигде не нашли спортивной сумки, с которой он обычно в командировки ездил.

Сегодня позвонили на работу Вадима. Там ответили, что в командировку его не посылали, но вчера утром, придя на работу, он неожиданно попросил неделю отгулов в счёт ещё не использованного за этот год отпуска.

Решили обзвонить всех его знакомых и приятелей. Сначала звонили по тем телефонам, номера которых имелись в домашнем телефонном блокноте. Одновременно спрашивали – кому и как ещё можно позвонить. Но ничего полезного узнать не смогли.

Этот неожиданный отпуск и такое же неожиданное исчезновение Вадима стали уже теперь серьёзным основанием для тревоги...

На следующий день, в среду, Николай Степанович пошёл в милицию заявлять о пропаже сына. В дежурной части Курчатовского районного управления внутренних дел за стеклянной перегородкой сидел старший лейтенант. В одной руке телефонная трубка, в другой – шариковая авторучка, делает какие-то записи в лежащем перед ним журнале, что-то переспрашивает, уточняет. Закончив писать и положив трубку, взглянул на очередного посетителя:

— Вы с чем?

— Позавчера у нас сын пропал.

— Искать пытались?

— Обзвонили с женой всех знакомых, никто ничего не знает. На работе сказали, что с понедельника он взял неделю отпуска. Но нам ничего не сказал... С этого дня домой не приходил.

— Сколько лет сыну?

— Скоро двадцать четыре будет...

— Так может, он у какой-нибудь подружки сейчас спокойно и в своё удовольствие проживает?

— Нет, он не мог нам ничего не сообщить, хотя бы позвонил.

— Всякое бывает... Дежурный дознаватель с вами сейчас заниматься не сможет. Вы пройдите в седьмой кабинет – это на первом этаже, предпоследняя дверь справа. Там сидят инспектора по розыску. У них есть информация обо всех происшествиях. Там же вам помогут написать заявление и заполнить все документы по розыску пропавших без вести. А я по этим данным сделаю запись в книге учёта заявлений.

Николай Степанович пошёл по коридору, нашёл по табличкам на дверях нужный кабинет. Только хотел открыть дверь, как оттуда вышла средних лет женщина, вытирая платком слёзы. Села на один из стульев, стоящих вдоль стены. Тяжело вздохнула, отрешенно взглянула на Николая Степановича. Тот нерешительно присел на соседний стул.

— Извините, инспектора по розыску здесь сидят?

— Да, там Людмила Николаевна. Она сейчас по телефону разговаривает. Минут через пять загляните...

— У вас тоже что-то случилось?

— Мама у меня пропала... Она уже не первый раз из дома уходит. Ей почти восемьдесят. Бывает, что совсем ничего не помнит, соберётся вдруг куда-то и уйдёт. Два раза знакомые нам её домой приводили. Мы уж старались её без присмотра не оставлять. А вчера я всего-то на пятнадцать минут в магазин выскочила, она за это время и ушла, даже дверь в квартиру оставила незапертой. И со вчерашнего дня её так и нет. Мы с ног сбились, по всем травмпунктам или сами побывали, или обзвонили... В городе за сутки никаких происшествий, связанных со старушками, не было.

— Тогда где же она может быть?

— Есть ещё вариант, что она к другой дочери, к моей старшей сестре в Чебаркуль собралась. Она же, в общем-то, бывает, многое что помнит и соображает. На троллейбусе до вокзала сможет доехать, а там на электричку сядет.

— Так может, она действительно у вашей сестры?

— Нет, мы ей звонили. К сестре она не приезжала. Сейчас Людмила Николаевна готовит телетайпограмму в Миасс, Златоуст, Троицк и по другим направлениям. Мама ведь могла и не на ту электричку сесть, или не на той станции выйти... А вы попробуйте заглянуть, она уже, наверное, может с вами поработать. У вас-то что?

— Сын у меня пропал, два дня назад...

— Ну, молодёжь-то, как правило, находится... Не отчаивайтесь.

Николай Степанович встал со стула, подошёл к двери, постучав, заглянул:

— Можно?

— Входите.

В кабинете было три стола, за двумя из них хозяев на месте не было. По краям столов стояли картотечные ящики с рядами карточек из плотной бумаги. За одним из столов сидела молодая женщина, перебирала какие-то документы.

— Здравствуйте. Заявление о пропаже сына можно подать?

— Проходите, садитесь вот сюда. Меня зовут Людмила Николаевна.

— Герасимов Николай Степанович.

— Что у вас с сыном случилось?

— Два дня назад – это был понедельник – он ушёл на работу, а вечером не пришёл домой. Мы с женой подумали, что он в очередную командировку уехал – он практически каждый месяц ездит в командировки по своей работе. Но никогда раньше не уезжал, не предупредив нас. А тут он утром пошёл на работу, как обычно. Когда вечером не вернулся домой, мы с женой посмотрели в его комнате и не нашли спортивную сумку. Вадим её всегда с собой в поездки брал. Немного, было, успокоились. Но с другой стороны, если бы даже ему пришлось выехать неожиданно, он бы нам сообщил, позвонил бы откуда-нибудь. Да и когда за сумкой домой забегал, мог бы хотя бы записку черкнуть. На следующий день мы позвонили на работу. Там нам сказали, что в понедельник с утра он написал заявление на недельный отпуск в счёт очередного, куда-то спешил и быстро ушёл. С того дня его больше никто не видел. Мы обзвонили всех его знакомых и приятелей.

— Сразу же могу сказать вам, что за эти дни в городе никаких происшествий с неустановленными жертвами не случалось... У вас есть какие-нибудь предположения о том, куда и зачем ваш сын так срочно мог уехать?

— Единственное, чего мы с женой можем предположить, так это насчёт покупки машины. Вадим говорил, что собирается вскоре машину покупать. Когда разговаривал с приятелями по телефону, у них несколько раз как-то звучало, что думают куда-то съездить, купить подержанную иномарку. В связи с этим несколько раз называл какого-то «Филю» – похоже, что кличка. Никто из приятелей сына этого Филю, вроде бы, не знает. Один только оговорился, что слыхал немного про него, и что этот Филя, по его словам, «человек ненадёжный».

— Деньги у Вадима на машину есть?

— Он нам не очень-то говорил, сколько зарабатывает. Но видимо на машину у него хватит. Это ведь смотря какую брать.

— А где у него деньги хранились?

— Он покупал доллары, держал их дома. Вчера, когда мы узнали о том, что в день исчезновения он ещё и отпуск оформил, жена сразу же пошла в комнату Вадима – она предполагала, где у него деньги могут храниться. Всё вроде осмотрела, но нигде не нашла.

— Так может, вы зря и беспокоитесь. Через пару дней ваш Вадим на своей машине домой вернётся.

— Есть, как минимум, три момента для беспокойства. Во-первых, неожиданность этого его отъезда. Утром он вполне обычно, без всякой спешки собирался на работу. А как там появился, так сразу же написал заявление о неделе отпуска. Как будто по дороге на работу у него всё вдруг и решилось. Во-вторых, никаким образом не сумел нас об этом хотя бы предупредить. Этого за ним раньше не было. В третьих, ещё этот Филя. Жена очень беспокоится, говорит: чувствую, какая-то беда случилась.

— Ну что ж, будем работать. Для начала сейчас заполним с вами заявление. И сразу хочу вас предупредить вот о чём. Раз уж вы пришли к нам, видимо, не исключаете возможности наихудшего варианта из того, что может случиться с вашим сыном. Так что все наши действия со времени подачи вами заявления будут как бы предусматривать этот наихудший вариант. Он, конечно, может и не подтвердиться и, слава Богу, – ваш сын найдётся живым и здоровым. Но с самого начала какие-то из наших действий мы должны будем производить, исходя, всё же, как бы из самого плохого. Так что к некоторым моментам этой нашей работы вы должны отнестись с должным пониманием, по возможности – спокойно. Пожалуйста, подготовьте к этому и вашу жену. А теперь садитесь за любой свободный стол. Вот вам бланк. Укажите анкетные данные свои и вашего сына, время, обстоятельства и предполагаемые причины его исчезновения, вероятное, по вашему мнению, место нахождения. Необходимо дать его словесное описание: рост, возраст, телосложение, описание внешности. Что будет непонятно, спрашивайте. Я вам помогу. Кстати, вы случайно не взяли с собой фотографию вашего сына?

— Взял на всякий случай несколько фотографий.

— Вот и хорошо. Вы должны также описать характерные и индивидуальные приметы, татуировки, если они имеются, состояние здоровья сына и его психики.

— Да вроде бы он вполне здоров, и с психикой вроде всё нормально...

— Так и напишете. По всем этим вопросам потом ещё ваша жена должна будет ответы дать. На тот случай, если вы что-то упустите... Теперь дальше. Вы знаете, в какой одежде он ушёл из дома? Имеется в виду не утром, а когда он потом за сумкой заходил...

— Мы с женой всю одежду Вадима посмотрели. Дома нет именно той, в которой он утром уходил – кроссовки, джинсы, рубашка, джемпер, ветровка.

— Вы всё это тоже подробно опишете. Мало того, когда мы будем делать осмотр у вас дома, мы должны будем изъять образцы одежды. Когда вы покупаете верхнюю одежду – костюм, куртку, рубашки – к ним обычно прилагаются кусочки ткани, пуговицы. Если они у вас окажутся дома, мы их должны будем изъять и приобщить к розыскному делу.

— А что это за осмотр? Когда он будет проводиться?

— Осмотр, наверное, проведём сегодня. Я у дежурного по РУВД узнаю, где сейчас находится оперативно-следственная группа и много ли ещё неотработанных заявок. Если сегодня провести осмотр не получится, группа приедет завтра. По всем случаям пропавших без вести требуется проведение осмотра их последнего места пребывания. Как правило – это их жилище. Это необходимо, во-первых, для сбора всей информации, которая потом поможет в поиске – записные книжки, фотоснимки пропавшего и каких-то его знакомых, что тоже бывает полезным. Ну и другие вещи – те же, например, образцы одежды, о которых мы говорили. Тщательно, вместе с вами, осмотрим комнату и убедимся, что денег действительно нет. Это очень важный момент для определения направлений поиска. Во-вторых, во время осмотра очень желательно найти и изъять отпечатки пальцев пропавшего без вести. Они могут быть выявлены на каких-то вещах и предметах, которыми он дома постоянно пользуется. Хотя практика показывает, что крайне редко удаётся изъять полноценные отпечатки всех десяти пальцев, да ещё и быть на 100% уверенным, что изъятые отпечатки принадлежат именно пропавшему без вести. Теперь, правда, решать эту задачу можно будет проще и надёжнее. В принятом в 1998 году Законе о государственной дактилоскопической регистрации предусмотрен такой пункт: «Граждане Российской Федерации имеют право на добровольную дактилоскопическую регистрацию... Добровольная государственная дактилоскопическая регистрация граждан Российской Федерации проводится по их письменному заявлению органами внутренних дел по месту жительства указанных граждан». Вот тут перед вами была женщина, у неё мама периодически из дома уходит и теряется. Так они после нескольких таких случаев написали заявление, и у нас теперь хранится дактилокарта с отпечатками её пальцев. Если вдруг что-то серьёзное случится, то её по отпечаткам легко можно будет опознать. Порядок розыска в большинстве случаев упрощается во много раз благодаря дактилоскопии, особенно теперь, в связи с автоматизацией дактилоскопических картотек. Вы случайно не знаете, вдруг ваш сын проходил добровольное дактилоскопирование?

— Нет, не знаю. Он с нами в последнее время вообще-то мало о чём разговаривал.

— А мы это сейчас узнаем. Позвоним в областную АДИС – автоматизированную дактилоскопическую информационную систему... Алло, это АДИС?... Это вам Сафонова из Курчатовского РУВД звонит. Проверьте, пожалуйста, не стоит ли на учёте добровольно дактилоскопируемых Герасимов Вадим Николаевич, 1977 года рождения?.. Да, генотип: ГЕР-В-Н-77... Хорошо, жду... Ясно. Спасибо... Нет, не дактилоскопировался ваш Вадим. А жаль... Вы пока заполняйте бланк заявления, а мне по другим заявлениям ещё много всевозможных запросов надо подготовить.

Вскоре Николаю Степановичу стало понятно сожаление Людмилы Николаевны о том, что отпечатков пальцев рук Вадима не оказалось в дактилоскопической картотеке. Но, пожалуй, всё по порядку.

Вечером к ним домой приехала оперативно-следственная группа для проведения осмотра. Следователь, молодая девушка, оформляла протокол. Задачей осмотра было то, о чём и говорила Людмила Николаевна. Были осмотрены вещи Вадима. Вместе с Надеждой Петровной посмотрели всю его одежду, содержимое карманов. Осмотрели ящики стола, полки в шифоньере. Желательно было найти записи телефонных номеров, адресов. Практически ничего полезного не нашли, кроме тех номеров телефонов, по которым Николай Степанович с женой вчера уже звонили. У Вадима была записная книжка, но, видимо, он имел её при себе. Не нашли и его паспорт. Со слов Надежды Петровны записали в протокол описание одежды, которой дома не оказалось – значит, она была на Вадиме. Образец ветровки из плащевого материала был у Надежды Петровны в её вещах для всяких швейных рукоделий, его приобщили к протоколу. Эксперт-криминалист с помощью дактилоскопического порошка выявлял отпечатки рук на столе, на магнитофонных кассетах, на некоторых других предметах. Обнаруженные следы копировал на квадратики дактилоскопической плёнки. Их также приобщали к протоколу, предварительно записав место изъятия следов. Сотрудник уголовного розыска провёл поквартирный обход в подъезде. Но из жильцов никто ничего существенного сообщить не смог: «парень тихий, вежливый, в плохих компаниях его не видели».

Надежда Петровна на людях держалась молодцом, принимала полное и активное участие в осмотре. Но как только дверь по уходу милиции закрыли, силы оставили её. Села на пуфик в коридоре, закрыла лицо руками.

— Коля, неужто с Вадиком что-то случилось? Они ведь приехали с этим осмотром, как будто его уже и в живых нет... Какие-то отпечатки пальцев ищут...

— Надюша, успокойся. Мы же пошли в милицию, потому что сами наихудшего боимся, хотя и надеемся, что всё будет нормально. Вот подожди, сегодня-завтра Вадим вернётся, мы ещё вместе с ним над этими милицейскими страстями посмеёмся... А то, что осмотр сделали, так это так полагается. Руководство посмотрит в книгу, где заявления записывают, и в первую очередь спросит: а осмотр провели, отпечатки рук нашли, родственников, знакомых, сослуживцев опросили, запросы, куда надо, сделали? И так далее... Для каждой работы есть свои инструкции и приказы, и их обязательно исполнять надо.

— Наверное, ради инструкций всё только и делается... Вон у соседей на втором этаже уже полгода, как квартиру обворовали, так до сих пор ничего и не нашли.

— Ну, раз на раз не приходится. Что-то, конечно, и не находят. Тоже ведь не всё так просто... Я когда был в милиции, знаешь, сколько там всяких заявлений... И по каждому массу всевозможной работы надо провести, иной раз сколько людей и сколько сил и времени на это потратят. Да если бы всё только в одном, правильном направлении делалось. Часто же то информации мало бывает, то ещё какие сложности... Это только по телеку в детективах всё ясно и понятно... Ладно, Надя, ты отдохни, немного. Я пойду в магазин за хлебом схожу.

Вот уже и вторая неделя с того чёрного дня идёт. Сегодня среда. У Вадима недельный отпуск должен был бы уже закончиться, а его так и нет. Что-то, всё же, случилось... Полчаса назад позвонили из милиции:

— Николай Степанович? Это вам звонит Шафигулин Рашид Нажипович из уголовного розыска Курчатовского РУВД. Вы не могли бы к нам в 7-й кабинет часа в три подойти? Ваше заявление начальник РУВД полковник Овчинников мне к производству расписал. Надо с вами кое-какие детали уточнить.

— Хорошо, я у руководства отпрошусь и в три буду у вас.

Николай Степанович, пока ехал в троллейбусе до РУВД, всё время думал о том, что же в милиции ему могут сообщить. Не хочется допускать самое плохое, но теперь уже ко всему надо быть готовым.

Вот и знакомый кабинет номер семь. За столом Людмилы Николаевны никого нет. За другим столом сидит и что-то пишет мужчина лет тридцати пяти.

— Можно? Шафигулина я могу видеть?

— Проходите. Я Шафигулин. А вы – Герасимов Николай Степанович? Садитесь вот сюда, мы с вами сейчас поговорим.

— А Людмилы-то Николаевны нет? Мы с ней на прошлой неделе заявление оформляли.

— Она сейчас работает по розыску пятилетней девочки – вчера во дворе гуляла и пропала. Людмила Николаевна поехала в детский приёмник-распределитель, похоже, девочка нашлась. Мы по нашему району втроем занимаемся розыском пропавших без вести. Третий наш сотрудник сейчас в отпуске... Я вот о чём для начала хотел с вами поговорить. Что вы можете сказать про этого знакомого вашего сына – «Филю»?

— Да, в общем-то, практически ничего. Ни я, ни жена, ни разу его не видели. Несколько раз только слышали, как Вадим в разговоре по телефону с друзьями называл так кого-то. На прошлой неделе, когда мы с женой стали всех обзванивать, один из знакомых сына сказал нам, что Филю мало знает, но что он, по его мнению, человек не очень хороший.

— Я об этом прочитал в материалах к вашему заявлению. Два дня занимался поиском этого Фили и сбором информации о нём. Использовал координаты приятелей и знакомых вашего сына, которые мы у вас смогли найти. Со многими из них сумел встретиться и кое-что узнал. Оказалось, что это Филиппов Сергей Юрьевич, двадцати семи лет. Живёт в однокомнатной квартире в Тракторозаводском районе. Мать сильно пила, лет пять, как умерла. Об отце ничего пока не выяснил, возможно, у них в семье его и не было. Одно время Филиппов подрабатывал на перегонке машин из Тольятти. Последние полгода официально числился в службе охраны Центрального рынка, но уже почти месяц, как оттуда уволился, сейчас нигде не работает. Пьёт. Женат, есть ребенок – дочка трёх лет. Я вчера вечером с женой разговаривал. Мужа нет дома уже дней десять, её это мало беспокоит. По дате это совпадает с днём исчезновения вашего сына... Николай Степанович, а что вы можете сказать о планах сына, связанных с покупкой машины? Сколько у него было денег?

— Сколько точно, мы с женой не знаем. В его дела старались сильно не лезть – он этого не любит. Деньги у него были в долларах. Наверное, тысяч пять или шесть. Говорил, что хватит на подержанную недорогую иномарку.

Зазвонил телефон.

— Шафигулин слушает... По сегодняшнему расчленённому трупу?.. Да, товарищ полковник, части трупа сразу же после осмотра места происшествия были доставлены в морг. Медики-криминалисты из Экспертно-криминалистического управления постарались – сумели снять отпечатки нескольких пальцев левой руки. Она вместе с некоторыми частями тела была в сумке обнаружена. Отпечатки проверены по АДИС, личность убитого установлена, ранее дважды судим. Вся информация у оперов из отдела по убийствам. Они сейчас, Виктор Михайлович, по этому делу работают. Кое-какие его связи уже установлены, ими занимаются. Перспективы по раскрытию убийства вполне реальные... Хорошо, товарищ полковник.

Шафигулин положил трубку и сделал какую-то пометку в настольном перекидном календаре.

— Начальник РУВД звонил. Случай серьёзный – сегодня утром нашли части тела мужчины в сумке в овраге на краю города. Женщина овчарку выгуливала, а та зачем-то в эту канаву забежала, нашла сумку и лай на неё подняла. Женщина сама-то побоялась идти смотреть. Недалеко был пост ГАИ, она там и сказала о подозрительной сумке. Я с утра всем этим занимался... Давайте к нашему делу вернёмся... А где ваш сын собирался машину покупать?

— Вроде бы были планы съездить в Белоруссию. Туда из Польши, Германии подержанные машины пригоняют, и они там стоят дешевле. В связи с покупкой машины несколько раз этот Филя назывался. Наверное, его Вадиму кто-то порекомендовал как перегонщика машин...

— Возможно... Этих денег на машину не нашли ни вы сами, ни во время осмотра. Фили нет дома с того же самого понедельника. Следовательно, основная версия – это то, что Вадим с Филей могли поехать покупать машину.

— Так ведь они должны бы уже вернуться... И потом – почему же так всё вдруг и неожиданно? Нас сначала это больше всего и насторожило, почему мы и забеспокоились. А теперь для беспокойства и вообще все основания имеются... Вот ведь ещё что. В тот день, утром, буквально за несколько минут, как Вадиму выходить из дома, был телефонный звонок. Трубку взял сын, почти нечего не говорил, в конце только сказал: «ладно», положил трубку и пошёл на работу. Может быть, это ему Филя и звонил? И я так теперь думаю: он Вадиму где-то по дороге встречу назначил. Тогда-то у них всё с поездкой и решилось.

— Может быть... Хочу вам рассказать о том, что мы ещё сделали. Мы отрабатывали версию возможного их выезда из города. По документам Герасимова Вадима Николаевича и Филиппова Сергея Юрьевича не покупались билеты ни на поезд, ни на самолёт на все эти дни, начиная с прошлого понедельника. Есть, правда, вариант, что они могли выехать на машине с кем-то из приятелей. Пока эта версия ничем конкретным не подтверждается, но тут надо будет ещё поработать. Нам пока не известен весь круг их знакомств. Это же может оказаться почти совершенно случайный человек, по каким-то своим или служебным делам поехавший в ту же сторону.

— Если же вдруг они и правда на машине уехали, может, можно как-то поиск по всей России организовать? Могло же случиться, что они в какое-нибудь автодорожное происшествие попали, может, где-то в больнице находятся?

— Насчёт объявления в Федеральный розыск не всё так просто. Здесь есть свои нормы, требования и ограничения. Это в местный розыск объявить – нет никаких проблем. В течение не более чем десяти дней с момента подачи заявления мы должны завести розыскное дело. Постановление на заведение розыскного дела ещё позавчера было подписано начальником РУВД. Но, как видите, все первоочередные работы по розыску мы начали проводить сразу же с момента подачи вами заявления. И, в общем-то, сделано многое из того, что было в наших силах. А теперь насчёт объявления в федеральный розыск. В документах, регламентирующих нашу работу, записано чётко и конкретно. Вот, пожалуйста: «Когда меры местного розыска исчерпаны, а его цель не достигнута, объявляется федеральный розыск по истечении трёх месяцев со дня объявления местного розыска». Видите: «по истечении трёх месяцев». Мало того, далее вообще написано следующее: «Если имеются достаточные основания считать, что появление (нахождение) без вести пропавшего за пределами республики, края, области исключается, руководитель горрайоргана внутренних дел вправе федеральный розыск не объявлять». Допустим, оснований считать, что Вадим не может находиться за пределами области, у нас нет. Но и всё равно: в федеральный розыск мы его можем объявлять только через три месяца.

— Да кто же такие нормы-то придумал? Ведь человек же пропал!..

— Здесь объяснение одно – эти ограничения специально введены и нужны для того, чтобы нас не захлестнула масса ориентировок, с которой мы справиться будем не в силах и только ухудшим всю нашу работу. Знаете, сколько людей по России ежегодно без вести пропадает? Вы не поверите – около 40 тысяч! Как на войне... Поэтому и введены эти ограничения в три месяца. Представляете, если бы мы ежегодно 40 тысяч ориентировок для работы получали. Что бы мы могли с ними сделать? Такую картотеку просто вести, даже не работая по ней, и то крайне сложно. Надо же своевременно её чистить, изымать из неё материалы по найденным живыми или погибшими людям. А если ещё что-то делать по розыску, ответы по проведённым проверкам рассылать и т.д.? Тут не только что мы втроём с этой работой не справимся, её на все тридцать человек хватит... Практика же работы по розыску показывает, что большая часть разыскиваемых находится затем в том же регионе, где они и пропали. То есть объявление их в федеральный розыск было бы просто излишним... С этими ориентировками вот ведь ещё какая проблема. Они часто, как говорится, на «разных» языках пишутся. Например, описание одежды. Сделать его однозначно, в одних и тех же терминах сложно. Бывает, что в ориентировке пишут: «пропал человек в удлинённой куртке светло-коричневого цвета», а где-то находят человека «в коротком плаще бежевого цвета». Человек один и тот же и в той же одежде, но записи эти между собой явно не сходятся... Вот у меня с одной стороны стола – картотека пропавших без вести, а с другой стороны – картотека неопознанных трупов. Кстати, таких трупов ежегодно по области обнаруживают около двух тысяч.

— Неужели так много?

— Да. Правда, около 70% из них опознаются. Но всё равно неопознанных трупов остаётся много. Данные на них в наших картотеках хранятся. Я знаю, что немало карточек в двух разных ящиках – на неопознанные трупы и на пропавших без вести – могут относиться к одним и тем же лицам. Конечно, необязательно карточки должны пересечься в ящиках на моём столе, но если иметь в виду такие картотеки по всей области – то это точно так и будет. Но при наших методах и условиях работы в одной картотеке так и остаются данные на большое количество не разысканных лиц, а в другой – на большое количество неопознанных трупов, просто-таки захороненных безымянными. За год таких безымянных трупов по России хоронят тысячами... Или вот ещё пример к вопросу о сложности работы с картотеками. Сын искал свою потерявшуюся мать. Мы и больницы, и морги все проверили. Ничего не нашли. Потом он уж сам стал по больницам ходить. В одной из них в приёмном покое в журнале нашёл запись о том, что привезли пожилую женщину в бессознательном состоянии, она вскоре умерла от сердечной недостаточности. При ней было удостоверение пенсионера, с него и сделали в журнале запись о поступлении в больницу. Мужчина смотрит: всё вроде бы сходится – имя, отчество, год рождения. Не сходится только фамилия. Оказалось, что фамилия была какая-то сложная в произношении и медсестра сильно исказила её при записи в журнал. Он решил всё-таки проверить, добился посмотреть труп в морге, опознал свою мать.

— Так что-то же надо делать, чтобы система розыска работала без таких сбоев, без этой искусственно введённой трёхмесячной задержки...

— Конечно, надо. Очень надёжный выход здесь – это использовать дактилоскопию, как безошибочный и быстрый способ идентификации личности. Представьте себе такую ситуацию. Допустим, проведено полное и всеобщее дактилоскопирование населения всей Российской Федерации. Пропадает человек, проживающий в нашем, Курчатовском районе. Копию его дактилокарты направляем в центральную автоматизированную дактилоскопическую информационную систему, работающую на задачу по розыску пропавших без вести по всей Российской Федерации. Если в год пропадает 40 тысяч человек, то для современной АДИС – так эта система сокращенно называется – это массив совсем небольшой. Нужно-то всего пару компьютеров. И тут действительно не надо выжидать никаких трёх месяцев. Всё это делается сразу же. Теперь далее. Когда где-то обнаруживают человека, находящегося, например, в беспамятном состоянии по причине какой-нибудь болезни, или попавшего в катастрофу и никем не опознанного и т.д., элементарным способом получают у него отпечатки пальцев рук, и дактилокарту тут же направляют в ту же самую центральную АДИС. Все эти направления дактилокарт можно делать в электронном виде из любой точки страны даже по обычным телефонным линиям связи. На это уйдут считанные минуты. Когда в АДИС оказываются обе дактилокарты, т.е. дактилокарта объявленного в розыск, и лица, установить личность которого нет пока никакой возможности, через несколько минут она выдаёт информацию об их тождестве. Вот и вся работа. Мало того, что множество людей, занимающихся розыском, будет разгружено. Нам ведь в уголовном розыске и другая работа найдётся. Главное, что результативность поиска повысится в несколько раз. Об оперативности я уж и не говорю. Вот вам этому пример. В нашей области со времени внедрения АДИС количество случаев установления личности неопознанных трупов средствами дактилоскопии возросло примерно в десять раз. Конечно, нельзя сказать, что показатели нашей работы по опознанию трупов были раньше во столько же раз ниже. Но, во-первых, эти показатели за это время действительно существенно повысились. А во-вторых, во много раз возросла оперативность опознания. Это важно, например, по работе с так называемыми «криминальными» трупами, когда, чтобы искать убийцу, в первую очередь нужно установить личность убитого. Как, например, по сегодняшнему расчленённому трупу. Да и для всех других случаев это очень важно. Теперь уже всё меньше родственникам пропавших приходится почти ежедневно ходить по моргам на опознание. Некоторые ведь, пока ищут пропавшего, ходят в морг как на работу. Конечно же, для них это настоящая пытка.

— Ну и что же мешает реализации такой системы розыска?

— Откровенно говоря, не знаю. По розыскным делам я часто бываю в Экспертно-криминалистическом управлении нашего областного ГУВД. Вернее, именно в отделе АДИС. Там есть энтузиасты этой идеи. Они писали об этом и в Госдуму, и в Совет Безопасности, и даже в администрацию Президента. Но пока каких-либо очень уж заметных сдвигов нет.

— И что же им ответили?

— В конце концов, все эти письма были переадресованы в МВД. Оттуда и пришёл ответ. Во-первых, ссылаются на то, что пока ещё не принят закон «Об информации персонального характера». Что закладывается в этот закон, и является ли его отсутствие непреодолимым препятствием к решению этой задачи, мне сказать трудно. С января 1999 года уже действует «Закон о государственной дактилоскопической регистрации». Он, правда, не все вопросы решил. Но определённый задел в нужном направлении сделан. По этому закону многие категории граждан попадают в список видов деятельности, где дактилоскопирование проводится в обязательном порядке – военнослужащие, работники милиции, налоговой полиции, гражданской обороны, аварийно-спасательных служб, члены экипажей самолётов и т.д. Перечень довольно большой. В законе же предусмотрено и добровольное дактилоскопирование граждан. И у нас уже многие дактилоскопируются, и уже есть случаи положительных примеров по розыску. Хотя конечно, для решения проблемы, как оно нам видится, необходим новый закон о всеобщей и обязательной дактилоскопической регистрации. Во-вторых, в письме из МВД на финансовые затраты ссылаются. Но тут ещё всё посчитать надо. Если оценить и взвесить все затраты, которые, мы несём сейчас, и затраты по созданию этой системы розыска, да ещё перемножить всё это на получаемый конечный результат, может оказаться, что такая система будет стоить существенно меньше наших сегодняшних суммарных расходов на поиск. Главное же – результативность резко повысится. А можно ведь задачи этой системы расширить и использовать её ещё и для поиска около 150 тысяч человек, находящихся в федеральном розыске по подозрению в совершении преступлений. Из них около 100 тысяч находятся в розыске более года. Тысячи из них находятся в розыске за совершение ими убийств. Значит, они способны на совершение новых преступлений... В-третьих, в ответе из МВД пишут, что помешает «сложившийся общественный стереотип, связанный с уголовно-административной дактилоскопической регистрацией». Вот скажите, вы были бы против всеобщего дактилоскопирования?

— Теперь, когда я немного узнал о том, как у нас осуществляется розыск пропавших, и о том, как это могло бы делаться на самом деле, конечно же, я был бы только за организацию такой системы и за всеобщее дактилоскопирование. У меня к этому теперь никакого «стереотипа» нет. Надо было самому пройти через это несчастье – пропажу близкого человека, чтобы избавиться от каких-либо предубеждений... Кстати, какие-то отпечатки нашли же во время осмотра у нас в квартире. Их можно как-то использовать?

— Наши криминалисты говорят, что пригодными для идентификации признано всего несколько отпечатков, да и то они очень посредственного качества. Проверять их по картотекам, работающим в «ручном» режиме, практически невозможно. Не везде ведь АДИС установлены. Потом ещё – нет полной уверенности, что это вообще отпечатки вашего сына. Например, на коробке магнитофонной кассеты могли быть отпечатки кого-то из его друзей, если они записями обменивались, или даже продавщицы, у которой он эти кассеты покупал. Ну, и главное – чёткой и централизованной автоматизированной системы дактилоскопической регистрации пока ведь ещё не существует. То, что я о ней говорил, это лишь наши пожелания. Хотя, кое-что и начинает помаленьку делаться.

— Но всё же, как нам сейчас-то поступить? Неужели никак невозможно уже сейчас организовать розыск сына за пределами области?

— Тут есть два варианта. Опять же я вам из наших инструкций прочитаю: «Решение об объявлении в федеральный розыск ранее установленных сроков может принимать начальник органа внутренних дел, если есть достаточные основания считать, что меры местного розыска исчерпаны». Но вы и сами должны понимать, что меры местного розыска пока ещё полностью не исчерпаны. Если у нас и есть довольно-таки чёткая версия о том, что Вадим выехал за пределы области, то необходимо искать какие-то факты, её подтверждающие. Естественно, на данный момент начальство не возьмёт на себя ответственность подписать документы на объявление вашего сына в федеральный розыск. Такие документы в Москве в МВД формально должны будут расцениваться как плохая организация розыска на местах, и мы все, начиная с нашего начальства, получим за это лишь «втык», а дело можем вовсе и не ускорить...

Дверь в кабинет открылась.

— Рашид, можно тебя на минутку отвлечь? – в кабинет вошёл сотрудник в форме с майорскими погонами.

— Если разве на минутку... Давай, спрашивай.

— Я про этого, Постолоктяна хотел спросить. Что там за информация по какому-то позапрошлогоднему неопознанному трупу, за которым оказалось ещё около десятка преступлений прошлых лет? Некоторые совершены в нашем районе.

— Ситуация такая. Два года назад в Тракторозаводском районе в каком-то скверике обнаружен труп с признаками насильственной смерти – ножевые ранения. Судя по внешности – «лицо кавказской национальности». Личность не удалось установить ни по АДИС, ни другими путями и средствами. Убийство осталось нераскрытым. А пару месяцев назад все дактилокарты остававшихся неопознанными трупов были экспертами из областного ГУВД направлены в электронном виде на оптическом диске в Главный информационный центр МВД. Там начинают автоматизировать имеющуюся общефедеральную базу дактилоскопической информации. Пока собраны дактилокарты всего лишь с нескольких регионов России. Отпечатки пальцев этого трупа там тоже проверялись, и была установлена его личность: Постолоктян Артур Вачеганович, 1970 года рождения. Он стоял на учёте в одном из регионов, откуда дактилокарты в МВД поступили. Его дактилокарту в электронном виде переслали из МВД в наше областное ГУВД, поскольку труп был в нашей области обнаружен. Проверили по АДИС и установили, что с 1995-го по 1996 год он в нашей области в нескольких городах совершил восемь квартирных краж. А в 1998 году, за полгода до своей гибели, совершил ещё и грабёж. Проверили его данные по адресному бюро. Он в нашей области не был прописан, или, если и был прописан, то под другими паспортными данными – по чужим документам. Преступления он совершал у нас в течение нескольких лет.

— Вот тебе и на! Жаль, что он раньше у нас на дактилоскопический учёт не был поставлен. Могли бы в своё время раскрыть все эти преступления, им совершённые. Он бы сейчас срок отбывал. Может быть, мы бы ему жизнь спасли...

— Ну, ты гуманист! Всё, Андрей, больше я ничего пока не знаю.

— Ладно, не буду вам мешать, – дверь за майором закрылась.

— Рашид Нажипович. Вы говорили, что ещё один вариант есть?

— Он заключается в следующем. В инструкции имеется такая оговорка: «Лица, пропавшие без вести вместе с автомобильным транспортом, объявляются в федеральный розыск шифротелеграммой одновременно с заведением розыскного дела». Вот если бы мы точно знали, что Вадим уехал за пределы области на машине, причём необходимо, чтоб было точно установлено на какой именно, с какими государственными номерами, тогда бы мы могли сразу же объявить Вадима в федеральный розыск. Но ведь то, что он мог уехать на машине, это лишь одна из наших версий, пока ничем не подтверждённая. Мы будем продолжать работать, и если что-то к нашей информации добавится, сразу же это будем использовать или для расширения поиска, или, наоборот, для проведения его в одном, более конкретном направлении. Кстати, то, что мы не можем пока официально объявить в федеральный розыск, не мешает нам делать адресные запросы в какие-то регионы за пределы области. И мы эти запросы будем делать и рассылать.

— Спасибо вам, Рашид Нажипович. Понимаю, что вы и так, наверное, делаете всё, что можно. Работу свою знаете и чётко представляете себе способы её улучшения. Остаётся лишь надеяться, чтобы так же чётко видели эти способы те, кто должен принимать соответствующие решения и законы.

— Николай Степанович. У меня к вам вот ещё что. Надеюсь, вы отнесетесь к этому с должным пониманием, пожалуй, даже с мужеством. Возможно, нам с вами придётся идти в морг бюро судебно-медицинской экспертизы, куда поступают неопознанные трупы. Если у нас будут по каким-то случаям сомнения, по каждому из них вам придётся ходить на опознание.

— Что ж... Понимаю, что это неизбежно. Раз уж у нас такое горе случилось, надо будет всё теперь проверять...

— До свидания, Николай Степанович. Если появится какая-то информация, я вам сообщу.

— Спасибо, до свидания...

Жена за эти десять дней прямо-таки заметно состарилась, вокруг глаз чёрные круги, в волосах добавилось седины, а ей ведь ещё и сорока пяти нет. Как только Николай Степанович вошёл, сразу же с вопросом:

— Николай, ты был в милиции? О Вадиме что-нибудь новое есть?

— Пока ничего. Занимаются розыском, отрабатывают все варианты.

— Я вот тут в «Аргументах и фактах» статью прочитала, о семье из Перми. У них почти такой же случай, только парень чуть помоложе. Статья «Без вести пропавшие» называется, с подзаголовком «Ежегодно в России пропадают 40 тысяч граждан». Смотри что тут в самом начале написано:

«– Подумаешь, пропал, – равнодушно сказали в милиции. – Как пропал, так и найдётся! Пьянствует где-нибудь или у девчонки заночевал. А может, решил попутешествовать с бродягами... Вернётся!

Но Антон не вернулся. Прошёл день. Минул месяц. Но никто розыском юноши не занимался – даже уголовного дела поначалу не завели: нет трупа – нет и дела...».

— Не знаю, Надя... Где-то, наверное, и так «работают». Это ведь от людей зависит... В нашем райотделе к работе относятся не формально. А то, что всё это не так просто, тоже понимать надо. По розыску Вадима занимаются, розыскное дело заведено. Установлено, что ни самолётом, ни поездом он из города не выезжал. Есть предположение, что мог с кем-то на машине выехать. Пока это всё проверяется.

— Может, с ним в дороге что-то случилось, в больнице где-нибудь лежит...

— Всё может быть. Занимаются отработкой всех версий. Люди по розыску добросовестные, хотя, конечно, трудностей и всяких несуразностей в их работе хватает.

— То-то и оно... Вот смотри, что дальше в газете написано:

«Ольга Анатольевна и Павел Александрович Курлеевы пришли в редакцию «АиФ» не только для того, чтобы рассказать о своем горе.

– На примере нашей семьи и наших знакомых мы хотим поделиться тем горьким опытом, который наработали за время поисков Антона, – сказал Павел Александрович. – Мы предлагаем свой алгоритм поиска.

·Во-первых, подать заявление в милицию.

·Во-вторых, создать штаб поиска, привлекая максимум людей.

·Далее: пройти по маршруту следования ребенка, именно в то время, когда он пропал. Выйти с фотографиями, плакатами. Не стесняйтесь останавливать каждого прохожего с просьбой «вспомнить как можно больше».

·В-четвёртых, обращаться в средства информации. Кроме этого, повсюду расклеить объявления с фотографией пропавшего.

·Постоянно, поддерживать связь с больницами, регулярно звонить в морг. У нас в Перми был случай, когда 15-летнего благополучного подростка захоронили как бомжа, но благодаря звонку в морг удалось установить истину и перезахоронить мальчика. Убедиться, что с вашим родственником не случилось подобного, можно в УВД, где есть спецкарта по области.

·Необходимо настоять на проверке следственных изоляторов: подростка могут задержать по подозрению в совершении преступления и при этом не сообщить родителям.

·Опросите друзей, знакомых, одноклассников, сослуживцев.

·Проверьте подвалы, чердаки, канализационные люки, стройки.

·Если есть возможность, выйдите в Интернет.

Словом не надейтесь только на милицию.

Тот горький опыт, который мы приобрели за этот год, даёт нам право внести ряд предложений.

Надо срочно менять законодательство: возбуждать уголовное дело не только по факту убийства или похищения, но и по факту пропажи без вести. 90% информации собирается в первые три дня. Потом будет уже поздно.

Реорганизовать службу поиска. Возможно, передать часть функций пользующейся доверием у населения Службе спасения.

В конце концов, в России должна быть чёткая, единая для страны система поиска».

— Мы с инспектором по розыску сегодня говорили как раз почти о том же самом. Он тоже говорит о необходимости реорганизации службы розыска, даже есть конкретные предложения... А насчёт нашего Вадима давай всё же надеяться на лучшее...

...Прошло два месяца. Вадим так и не нашёлся. Появилась информация о том, что Филю видели в городе. Рашид Нажипович разговаривал с его женой. Она уверяет, что с того времени мужа не видела и ничего о нём не слыхала. Но было похоже, что она чего-то не договаривает... В Курчатовском РУВД готовятся документы на объявление Филиппова Сергея Юрьевича в розыск по подозрению в совершении убийства...