Раздел Якова Долгополова

7. Формирование части

Попали мы после училища все вместе в одно войсковое соединение: 11-я миномётная бригада 120-миллиметровых миномётов 12-й артиллерийской дивизии, 4-й арткорпус так называемого «прорыва» Резерва Верховного Главного Командования – РВГК. Задача частей «прорыва» определялась, в основном, в том, чтобы вскрывать оборону немцев в местах предполагаемого нашего наступления.

Комплектование нашей части шло в Чебаркуле. Январь, 43-го, суровая зима, под 30 градусов, даже шлемы вязанные не помогали, которые на лицо одевались. Новобранцы поступали отовсюду – узбеки, казахи, грузины, чуваши, и так далее. Поскольку надо было быстро сформировать корпус, нас всё время подгоняли. Теперь уже мы должны были обучать солдат – боевая техника, материальная часть, ведение огня, взаимозаменяемость, не забывая и строевую подготовку. Утром после завтрака – все на занятия. Даже офицерам нельзя было до обеда появляться в землянке, чтобы согреться. После обеда небольшой отдых и опять занятия. Или даже и без отдыха – зимний день короток.

Не могу не рассказать о такой стороне нашей жизни. Жили мы в землянке – одна на весь полк, по краям – двойные нары, посредине – двойные, но ещё и двухъярусные. Новобранцы, приезжающие из деревень, многие по-русски даже и не говорили, привозили с собой мешки с провизией. Ложатся спать – мешок под голову. И вот пошло поветрие: просыпается – мешка нет. Идёт к нам: командир, «мешок нету»! Спрашиваешь: где он был? «Под голова», как взяли – не знаю. А к нам в подразделение, наряду с прочими, прибыли и заключённые, видимо, амнистированные в связи с военным временем. Мужички лет по 25-30, вот они и промышляли. Мы-то, командиры – 19-тилетние, какой у нас по сравнению с ними жизненный опыт? По прибытии в формирующуюся часть, я был сразу же назначен старшим офицером на батарее. Командиром второго взвода был Иван Погорелов, мой лучший друг ещё с ремесленного училища. Здоровый парень, ростом на голову выше меня, грубый голос, мужской. Мы начали обсуждать наше житьё-бытьё. Собрали зэков, поговорили, вроде бы прекратилось, или всё уже перетаскали.

А тут произошёл случай в один из вечеров, когда делили вечерние пайки. Пришли солдаты с жалобой более существенной. Был такой порядок заведён – когда делят пайки, один из солдат отворачивается, а другой кричит, показывая на пайку: кому? Первый называет чью-либо фамилию, и тот получает свою пайку. Свет у них маломальский от светильника из гильзы снарядной. И вот в тот вечер, как только вопрос прозвучал: кому? – по коптилке кто-то ударил, и она погасла. Пока её зажгли – паек на нарах уже не было! Тут мы пошли уже тоже «ва-банк». Собрали всех зыков, их было, вроде бы, пять человек, сейчас уж точно не помню. Очень крепко предупредили. Через какое-то время всем нам вместе в бой идти. Враг, настоящий враг, на той стороне, за линией фронта. И что же – среди нас своя вражда будет? Кто-то обиженный, у которого пайку украли, в обидчика своего выстрелить сможет!?.. Мы, командиры следить, конечно, будем, но ничего не гарантируем, а и предупреждаем, что в какой-то ситуации и сами можем принять участие. Нам жить вместе, вместе воевать, и шакалам среди нас на войне не место!

Прекратилось мародерство. Командиру батареи не докладывали. Это был кадровый, талантливый офицер, старший лейтенант Авдеев, из Краснодарского, по-моему, края. Считали своим долгом самим разобраться.